Элизабет Торнтон - Игра или страсть?
Эмили положила руки ему на плечи, привстала на цыпочки и прижалась губами к его губам. Он обхватил ее и крепко прижал к себе. Ее тихий потрясенный возглас был заглушён его поцелуем. А целоваться этот парень умел.
Через секунду поцелуй закончился, и он отодвинул ее от себя. Она залилась краской и не знала, куда смотреть.
– Что это значит? – сердито спросила она.
– О, просто заявляю свои права, – ответил он с несносной бесцеремонностью. – Подумал, что тебе пора знать, как обстоит дело между нами.
Она прерывисто выдохнула и сказала первое, что пришло в голову:
– Но, Эндрю, разве ты не понимаешь, что мы еще слишком молоды?
Он легонько провел пальцем по ее щеке.
– Да, любовь моя, но мы ведь станем старше, не так ли? И зашагал прочь.
Только тогда она заметила, что люди смотрят разинув рты. Она влетела в карету и откинулась на спинку сиденья.
– Что тебя задержало? – поинтересовалась Марион.
– А-а, Эндрю, – ответила Эмили и отвернулась к окну, чтобы скрыть глупую улыбку, которую не могла удержать. – Всего лишь Эндрю.
Герцогиня заметила эту улыбку. Она почувствовала, что со спокойной душой может передать все свои тревоги об этих несносных Фицаланах в другие руки. Ее время прошло, пришел черед Марион и Эмили.
Это была странная мысль, но она утешала. Она давала надежду.
Глава 27
В полусне Марион почувствовала запах виски.
– Ты победил на выборах! – воскликнула она, затем обиженно надула губы из-за того, что он отправился кутить, вместо того чтобы сразу же сообщить ей о результатах.
– Нет. Я проиграл. – Он отвернулся и стал снимать с себя одежду.
Потрясенная Марион вскочила и подошла к нему.
– Проиграл?
– Начисто.
– Ох, Брэнд. Что я могу сказать? Мне очень жаль.
Он не был похож на человека, который лишился своей сокровенной мечты. Он был похож на человека, который только что выиграл в рулетку целое состояние.
– Не стоит сожалеть. Я завоевал гораздо более важное, чем победа на выборах. Оно всегда было моим, только я был слишком слеп, чтобы увидеть.
Она была озадачена:
– Что же это?
– Ты должна знать. Разве не ты убедила их приехать?
– Ты имеешь в виду своих родных? Нет. Нам всем пришла в голову одна и та же мысль. Хотя мы с сестрами выехали первыми, они догнали нас, и мы приехали вместе.
– А чьей идеей было снять траур? Марион покачала головой:
– В этом тоже все оказались единодушны. Нелепо носить траур по людям, которые причинили столько вреда. Конечно, твоя бабушка… Она приняла близко к сердцу смерть мисс Каттер и все обстоятельства, приведшие к этому. Они столько лет были вместе.
Он обнял ее за плечи, его глаза были очень синими и очень серьезными.
– Почему ты здесь, Марион?
– А разве ты не знаешь?
– Я не умею читать мысли, а твои настолько запутаны, что их невозможно прочесть.
Она могла быть дерзкой, могла быть сдержанной, но в данный момент, когда этот сложный, одинокий мужчина позволил ей заглянуть в свою душу, она чувствовала себя совершенно смиренной.
– Мистер Гамильтон, – мягко проговорила она, – я так давно восхищаюсь вами и люблю вас. Не окажете ли мне огромную, великую честь принять мою руку и сердце?
– Это чтобы возместить мне проигрыш на выборах? Ее чувство смирения в тот же миг испарилось.
– Нет, идиот ты этакий! Потому что я люблю тебя и не могу жить без тебя!
Он закрыл глаза и вновь широко открыл их.
– Я никогда не дам тебе забыть, что ты сделала мне предложение.
Она надулась:
– Если ты намерен смеяться надо мной… Он не дал ей договорить:
– Я имею право на небольшую месть за все те страдания, которые ты причинила мне. Мой ответ «да». Я понял, что ты женщина, которая предназначена для меня, с тех пор…
– С каких пор?
Искорки смеха осветили его глаза.
– С тех пор как ты свалилась с лестницы и ушибла ногу. – Он кивнул, когда она с сомнением посмотрела на него. – О да. Я чуть с ума не сошел от страха, пока ты не велела мне перестать суетиться. Я люблю тебя, Марион.
Она улыбнулась:
– Я знаю. Я ведь читаю твои мысли, помнишь? А теперь проверим, умеешь ли ты читать мои.
Она многозначительно взглянула на кровать. Засмеявшись, он подхватил ее на руки.
Марион потянулась под тяжестью руки Брэнда и приподнялась на локте.
– Ты ведь не собираешься оставить политику только потому, что проиграл выборы, правда?
На его лице промелькнуло удивление.
– Я думал, ты как раз этого хочешь, я имею в виду тихую жизнь…
Она поморщилась.
– Наверное, я это заслужила. Я старалась быть благородной, старалась поступать так, чтобы всем было хорошо. Ничего не вышло. По сути, я начинаю верить, что стремление быть благородной – своего рода высокомерие. Какой смысл в том, чтобы делать всех несчастными?
– Это интересно. – Он тоже оперся на локоть, чтобы быть с ней лицом к лицу. – Расскажи, что заставило тебя передумать?
– Я не передумала. Думаю, в глубине души я всегда знала, что не смогу отказаться от тебя. Но Теодора заставила меня увидеть, какой дурой я была – о, не на словах, разумеется. Она отказалась от любимого мужчины без веской причины, и чем больше растравляла свою уязвленную гордость, тем труднее становилось признать, что она совершила ошибку. Он усмехнулся:
– Вряд ли Теодора считает, что совершила ошибку.
– Вот и я о том же. Если это не высокомерие, то тогда не знаю что. – Она опустила голову на подушку. – И потом ты. Ты так сосредоточился на достижении своих целей, что отрезал себя от близких. Тебе действительно нужна жена, а поскольку мне невыносима мысль о другой женщине в этой роли, я решила, что пора с этим что-то делать. Поэтому я поговорила с Эмили и рассказала ей о наших родителях.
– Ты рассказала Эмили о родителях?
– Я чувствовала, что должна. Я подумала, что, когда мы поженимся и ты станешь премьер-министром – а Феба совершенно уверена, что так и будет, – я сделаюсь мишенью для сплетников или завистников. Поэтому я хотела, чтобы Эмили узнала правду, прежде чем услышит ее от кого-то другого. Ты что-то сказал?
– Нет, – хрипло ответил он, – просто что-то в горле запершило. – Он прокашлялся. – Ну и как отреагировала Эмили?
– О, она пролила несколько слезинок, но не о себе, а о нашей маме и обо мне. Но она рассуждает так же, как ты. Она считает, что епископские копии подтвердят, что отец женился на маме при первой же возможности. – Она покачала головой. – бы я быть такой, как Эмили. Последние несколько лет я охраняла эту тайну так, словно наступит конец света, если она откроется. – Марион печально улыбнулась. – Это тоже своего рода высокомерие. В результате я окружила себя неприступной стеной. Жить за такой стеной очень одиноко, ты должен знать.
