Сари Робинс - Больше чем скандал
– Я просто уверена в этом и все.
– Ты выйдешь за него замуж?
– Я не могу бросить Андерсен-холл, в особенности сейчас, когда все так ненадежно. И кроме того, я еще отвечаю за брата.
– Разве я об этом спрашиваю? Я хочу знать, выйдешь ли ты за него замуж? – Его зеленые глаза встретились с серыми глазами Кэтрин. – Ты же всегда клялась, что никогда не вступишь в брак. «Замужество – это подчинение». Разве это не твои слова? – Вздернув подбородок, он кивнул в ту сторону, куда ушел Маркус. – А как насчет него?
– Он возвращается в Испанию. – Она беспомощно улыбнулась и пожала плечами, стараясь не поддаваться боли, которая пронзила сердце. – У меня нет выхода.
– И что ты собираешься делать?
Она вздохнула:
– Любить его, пока он здесь.
Продолжая смотреть в окно, Прескотт закусил губу. Снаружи доносились голоса детей, играющих в войну.
– Кэт?
– Да?
– Я должен тебе кое в чем признаться. – Их глаза встретились, и Кэтрин поразило напряжение, сквозящее в его взгляде. – Честно говоря, если бы я вошел и увидел вас вместе… Пожалуй, и я бы не остановился перед тем, чтобы швырнуть его на пол. – Он ухмыльнулся. – Каюсь, я немного переиграл, изображая возмущение. – В зеленых глазах Прескотта блеснули веселые искорки. – Впрочем, старые добрые улсвки могут действовать не хуже, чем блистательные подвиги рыцаря.
Увидев, что Прескотт немного успокоился, Кэтрин улыбнулась:
– У тебя в запасе всегда есть пара-тройка разных уловок, Прескотт Девейн.
– Ну да, кто-то ведь должен заботиться о том, чтобы вы здесь не умерли со скуки.
О, если бы он знал, сколько всего интересного происходит здесь на самом деле…
– Ты уже целую вечность меня не поддразнивала. – Прескотт вздохнул. – Неужели любовь укоротила твой острый язычок?
– Не беспокойся, милый! – Кэтрин встала и потрепала его по плечу. – Для тебя я всегда приберегу самую хорошую издевку, Прескотт.
– Слава богу, а я-то беспокоился!
Они обменялись улыбками. Заметив, что глаза Прескотта потускнели и ввалились, а между бровями залегла глубокая морщинка, Кэтрин осторожно поправила одеяло.
– Ты неважно выглядишь.
– Сейчас я уже не пытаюсь вызвать твое сострадание, Кэт. – Его голос дрогнул от боли.
– Нет, у тебя действительно скверный вид. Попробуй уснуть.
– Ты просто-напросто хочешь побыстрее убежать к своему любовнику, – пробормотал он.
Щеки Кэтрин вспыхнули, и она скорчила гримаску:
– Признаю свою вину.
Прескотт постарался придать голосу легкомысленность:
– Ну что ж, продолжай в том же духе. Надеюсь, он хотя бы понимает, как ему повезло, иначе мне придется убить его.
Улыбнувшись, Кэтрин поцеловала его в висок.
– Я скоро загляну к тебе.
– Не так уж и скоро, я полагаю, – проворчал Прескотт.
До сих пор ни одна женщина не пробуждала в Маркусе такого желания. Сегодня Кэт снова пришла к нему в домик для гостей, но он чувствовал, что теперь она стала другой. Нет, она не утратила той страстности, которая манила его. Однако что-то все же изменилось, как для нее, так и для него. Наверное, исчезла робость неискушенной девушки, впервые поддавшейся страсти. В Кэт проснулась львица, она больше не боялась брать инициативу в свои руки и получать удовольствие.
Никто и никогда не брал Маркуса за душу столь сильно. Благодаря Кэт он чувствовал себя таким необходимым, таким возбуждающе привлекательным, любимым и желанным, что мог бы, пожалуй, соперничать с самим Адонисом.
И подобно истинному богу Маркус вдруг вспомнил легенду об Аиде, которую рассказывал Кэтрин, – он питал страсть к смертной женщине и готов был пасть перед ней на колени.
Только она одна заставляла его пылать: дыхание прерывалось, кожа горела, тело охватывала дрожь желания. Кэтрин Миллер была самым прекрасным на свете существом. Прикасаясь к ней, целуя ее, слушая, как она шепчет его имя, Маркус испытывал ранее неведомое ему счастье.
Она лежала перед ним обнаженная, и золотистые пряди волос были веером рассыпаны по ее закинутым за голову рукам. Серые глаза девушки затуманились, на вздернутом носу выступили капельки пота, а розовые полуоткрытые губы припухли от поцелуев. Ее спина изогнулась дугой, подчеркивая округлости грудей и соблазнительные линии талии и бедер. Разгоряченная фарфоровая кожа Кэтрин порозовела, а золотые солнечные лучи, льющиеся в окно, согревали ее. Глядя на девушку, Маркус терял голову. Кэт была шедевром. И этот шедевр принадлежал ему одному.
– Ты такая красивая, – пробормотал он и, склонившись над ней, стал покрывать поцелуями ее шею и плечи. – Моя маленькая львица…
По лицу Кэтрин разлилась неторопливая лукавая улыбка, и Маркус напрягся в ожидании.
– Мяу-у, – промурлыкала она, приподнявшись и лизнув его грудь. Язычок Кэтрин скользил по твердому соску, возбуждающе кружа вокруг него. Затем она обхватила его губами и пососала. Дрожь наслаждения пронзила Маркуса с ног до головы.
– Маркус, – простонала Кэт, и ее томный голос отдался в его груди.
Маркус закрыл глаза, растворяясь в нахлынувшей на него волне нестерпимого желания.
– Господи, как я по тебе соскучилась! – Казалось, этот крик вырвался из самых глубин существа Кэтрин.
Ее руки скользнули вниз по спине молодого человека, и она обхватила ладонями его бедра.
– Мне нравится ощущать тебя, – пробормотала она, разжимая ладони, и снова поднимая руки к его плечам.
Его рот накрыл ее губы. Кэтрин была сладостной, манящей и опьяняющей. Он обожал ее, его жажда была неутолима. Внезапно Маркус отстранился, отчаянно борясь с желанием проникнуть в ее горячее, влажное лоно.
– Я хочу ощущать тебя в себе, Маркус, – выдохнула она, – чтобы ты заполнил меня.
– Но…
Она высвободилась и села сверху, обхватив его талию ногами.
– Я не прошу, я требую, Маркус. – Приподнявшись, она изогнулась и направила его член в свое лоно. Он еще никогда не был таким твердым.
Маркус понимал, что он должен остановить ее, но не мог вспомнить почему.
Кэтрин стала медленно опускаться вниз и вдруг замерла. Маркусу потребовались колоссальные усилия, чтобы не вонзить в нее свою плоть и не овладеть ею.
На верхней губе Кэтрин выступили капельки пота, ее тело напряглось. Она опускалась с возбуждающей медлительностью.
И вот он почувствовал препятствие – свидетельство того, что ни один мужчина до сих пор не владел ею. Она сохранила себя для него. Несмотря на всю свою смелость и решительность, она до сих пор оставалась девственницей. Маркус ощутил угрызения совести. Он должен был оберегать ее ото всех и в особенности от ненадежных парней, то есть от себя самого.
