Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь
— Кто он, матушка? — спросила Маргарита, немного побледнев.
— Вам предстоит стать женой Артура Бретонского, графа де Ришмона. А вы, Анна… — продолжала герцогиня, поворачиваясь к своей юной дочери с выражением ледяного спокойствия.
— Да, матушка.
— Дитя мое, ваш брат выбрал мужа и для вас. Он собирается выдать вас замуж, одновременно с вашей сестрой, за регента Франции… герцога Бредфордского.
Голос герцогини дрогнул на последних словах, но они были перекрыты испуганным возгласом молодой девушки:
— Я должна выйти за англичанина?
— Он союзник вашего брата, — произнесла герцогиня с некоторым усилием, — и политика требует, чтобы наша семья и семья… короля Генриха были связаны тесными узами….
Резкий, сильный голос прозвучал из другого конца комнаты.
— Король Франции — монсеньор Карл, а англичанин — ничуть не лучше вора! Если бы эта шлюха Изабо не объявила своего сына незаконнорожденным — бастардом, об этом не могло бы быть двух мнений!
Высокая, крепкая женщина только что вошла в двери в той манере, которая присуща людям, привыкшим, что все двери сами растворяются при их приближении. Она была сложена как пехотинец, одета в развевающееся при ходьбе ярко-красное платье, а мягкие крылья чепца из белого муслина, обрамлявшие ее лицо, только подчеркивали мужеподобный облик. Герцогиня, вовсе не рассерженная тем, что ее перебили таким образом, следила за ее приближением с улыбкой. Все при дворе знали, что досточтимая Эрменгарда де Шатовилен, хранительница гардероба герцогини, пользовалась привилегией высказывать свое мнение и что она была непримиримой противницей союза с Англией и вполне способна заявить об этом даже в присутствии всего английского двора, если бы посчитала, что ее мнение заслуживает такого внимания. Она ненавидела англичан и старалась сделать так, чтобы каждый об этом знал. Действительно, не один доблестный воин был вынужден в испуге и замешательстве бежать перед лицом ее неудержимого гнева.
— Моя дорогая, — сказала герцогиня мягко, — к сожалению, некоторые сомнения относительно рождения Карла существуют.
— Только не у меня, и я очень горжусь тем, что я француженка, как и тем, что я из Бургундии! Так эту нежную овечку хотят отдать английскому мяснику, не так ли? — спросила она, указывая на принцессу на удивление изящной рукой. При этих словах бедная принцесса совсем пала духом. Она тихонько плакала, совершенно забыв об этикете.
— Этого хочет герцог, дорогая Эрменгарда. Как истинная бургундка, вы знаете, что его желаниям следует повиноваться.
— Это-то и бесит меня более всего! — сказала госпожа Эрменгарда, тяжело усаживаясь на кресло, которое только что освободила Анна Бургундская, опустившись на колени возле матери. Вдруг взгляд ее упал на Катрин, которая с нескрываемым интересом наблюдала за ней с того момента, как она вошла в комнату.
Указав на Катрин, Эрменгарда спросила:
— Это ваша новая фрейлина?
— Да, госпожа Катрин де Брази, — ответила герцогиня, а Катрин присела в глубоком реверансе, какого, по ее мнению, заслуживала эта важная дама. Последняя же рассматривала ее, ответив коротким кивком на реверанс, а затем заметила с добродушной усмешкой:
— Вы прелестны! Однако, моя дорогая, будь я вашим мужем, я выставила бы вокруг вас большую охрану! Я здесь не знаю ни одного дворянина, который в ближайшее время не попытается затащить вас побыстрей к себе в постель.
— Эрменгарда! — сказала герцогиня укоризненно. — Вы смущаете это дитя!
— Ба! — воскликнула госпожа Эрменгарда с широкой улыбкой, обнаживший ряд превосходных ровных белых зубов. — Комплимент еще никого не убивал, а я осмелюсь предположить, что госпожа Катрин выслушала их немало в свое время.
Добрая женщина, без сомнения, еще продолжила бы обсуждать эту тему, поскольку очень любила рассказы. о любовных интригах и непристойные шутки. Но герцогиня Маргарита быстро прервала ее и велела женщинам начинать упаковывать сундуки для предстоящей поездки во Фландрию. Она распорядилась оставить ее наедине с дорогой подругой госпожой де Шатовилен, с которой ей предстояло обсудить немало важных дел.
Катрин низко присела в реверансе вместе с остальными и вышла из комнаты, собираясь немедленно отправиться на поиски Ландри. Но когда они вышли на галерею. Мари де Вогриньез потянула ее за рукав.
— Меня очень заинтересовал этот бархат на вашем платье, моя дорогая. Вы покупали его в лавке своего дядюшки?
— Нет, — елейно ответила Катрин, вспомнив, что ей говорил Гарэн, — его привезли для меня из самой Генуи на осликах вашего дедушки.
Глава десятая. АРНО ДЕ МОНСАЛЬВИ
Катрин отправилась на поиски Ландри тотчас же, но так и не смогла его найти. Казарма герцогской кавалерии находилась поблизости от конюшен, в той части дворца, куда фрейлина не могла пройти без разрешения герцогини. К тому же, оруженосец, к которому она обратилась, сказал ей, что Ландри Пигасс пробудет в Дижоне очень недолго. Сейчас он отдыхает, но снова сядет в седло этим же вечером, чтобы доставить в Беон депеши, которые только что принесли от канцлера Роллена. Он наверняка пересечет городскую черту еще до того, как зазвонят к вечерне.
Катрин не осмелилась продолжать расспросы. К тому же, по пути домой ей пришло в голову, что если она будет в числе придворных дам, сопровождающих принцесс во Фландрию, там, конечно, ей представится удобный случай увидеться со своим другом детства. Она поклялась, что уж на этот раз ее ничто не остановит. Она была вне себя от радости, что встретилась с ним снова, потому что, помимо всего прочего, он был одним из немногих звеньев, связывающих ее с прошлым, с теми днями, когда они еще жили в лавке на мосту Менял, с парижскими улицами, которые она так живо помнила, и с ужасным днем восстания горожан.
Однако в течение последующих недель у нее почти не было времени предаваться воспоминаниям. Прежде всего она должна была находиться при вдовствующей герцогине, которая полюбила ее и все чаще и чаще ощущала потребность в ее услугах, вызывая ее во дворец почти каждый день. Катрин узнала, что она и Мари де Вогриньез, крестница герцогини, должны заботиться о гардеробе их повелительницы. Эта близость к Мари иногда приводила к выпусканию коготков и обмену колкостями. Между двумя молодыми женщинами не было особых симпатий. Катрин с радостью обошлась бы без этой маленькой частной войны, ибо эта девушка не вызывала в ней ничего, кроме презрительного равнодушия. Но не в ее характере было терпеливо выносить постоянные булавочные уколы, которыми Мари уязвляла ее гордость. Сукна дядюшки Матье и ослы дедушки Вогриньеза были главным оружием в этой войне. Дедушка Вогриньез вышел в знать совсем недавно. Он нажил свое состояние не совсем честными, но весьма прибыльными путями, занимаясь контрабандой с помощью своих бесценных ослов.
