Ольга Шумяцкая - Ида Верде, которой нет
Лозинский подумал, что сейчас она хороша как никогда, однако есть в ее красоте что-то зловещее.
Он подал ей цветы, и она приняла их со странной двусмысленной полуулыбкой.
– Коктейль?
Он кивнул.
Она налила в бокал мартини, бросила оливку.
– У меня для тебя маленький сюрприз. Хочешь сейчас или после ужина?
– Было бы глупо откладывать сюрпризы на потом.
Она усмехнулась и сделала жест рукой, увлекая его за собой.
Они прошли в крошечную просмотровую залу с несколькими бархатными креслами, устроенную для того, чтобы показывать друзьям забавные домашние съемки или работать, если кто-нибудь из них по нездоровью не мог выехать на студию.
Проекционный аппарат уже стоял заряженный.
Ида жестом указала Лозинскому на кресло.
– Фильм небольшой, всего несколько минут, но тебе понравится.
Он уселся. Ида встала к проектору. Аппарат застрекотал.
Сначала Лозинский ничего не понял. Чья-то спина. Стол. Два тела. Раздвинутые и заброшенные за чью-то спину женские ноги в спущенных чулках. Странный интерьер – как будто съемочный павильон. Но тут мужчина повернул голову и посмотрел прямо в кадр.
Лозинский узнал себя и содрогнулся. Как?! Каким образом? Гесс что, не выключил камеры?
Бог мой! Он помнил тот день, когда наорал на Зизи во время съемок. Помнил, как Нахимзон поспешно выдворил всех из павильона. Помнил, как им овладела страсть. Единственный раз это произошло на съемках! Единственный раз! И вот…
Но что же теперь делать?
Ида медленно вытащила пленку из аппарата и свернула в тугой рулончик.
Лозинский сидел перед ней в кресле.
Она видела его окаменевший затылок.
Прошла минута, другая. Он не двигался с места.
«Сейчас упадет на колени, начнет канючить, оправдываться. Господи, как противно!» – брезгливо подумала Ида.
Лозинский зашевелился. Опершись обеими руками о подлокотники кресла, он с видимым трудом поднялся и обернулся к ней. Взгляд его был неподвижен и дик, как будто внутри себя он видел что-то страшное, что не дано видеть другим.
Ида напряглась.
«Как бы не сошел с ума», – успела подумать она, и в то же мгновение он вдруг сорвался с места и кинулся к ней.
Молниеносным движением она сунула пленку за вырез платья, а он уже хватал ее за руки, пытался развести их, добраться до вожделенного рулона. Она отмахивалась, отбивалась, уворачивалась. Длинным ногтем царапнула его по щеке. Выступила кровь. Он вскрикнул от неожиданности и сильным грубым движением заломил ей руку за спину.
Она дернулась, вырвалась и, тяжело дыша, бросилась вон из залы.
Он бежал за ней.
Ворвавшись в спальню, Ида дрожащими руками повернула ключ и в ту же минуту, как щелкнул замок, услышала, что Лозинский со всего маха тяжело шарахнулся о дверь.
Ида упала на кровать. Вывихнутая рука болела. Она задрала рукав и посмотрела на то место, где он схватил ее. На белой коже проступал синяк. Она почувствовала, как что-то защекотало в носу, и вдруг заплакала так горько, как не плакала даже маленькой девочкой.Ночью Ида не спала – лежала, вперив широко открытые глаза в потолок.
Реакция Лозинского после просмотра пленки потрясла ее больше, чем его измена с этой девкой. Ида была напугана и почти раздавлена. Казалось, за время ее отсутствия он превратился в другого человека – страшного, опасного, непредсказуемого. Разве за столь короткий срок человек может так измениться? Или в нем всегда таилась темная сила, о которой Ида не подозревала? Думала, что знает его до донышка, что он прост, как таблица умножения. Дура! Заблуждалась! Ах заблуждалась! Поднять на нее руку!
«Чего еще можно от него ожидать?» – думала она, прислушиваясь к звуку его шагов в соседних комнатах.
Полночи он бродил по дому, несколько раз подходил к двери спальни, а когда все стихло и Ида, встав с постели, подошла к окну и выглянула в сад, то увидела свет, падающий из окна его кабинета. Он тоже не спал.Рано утром она позвонила горничной и, пока совершала туалет и завтракала, под разными предлогами удерживала ее подле себя. Надо было во что бы то ни стало избежать объяснений с Лозинским, да и оставаться с ним наедине было страшно.
Утро опять выдалось серое, дымчатое, и вдоль набережной струился легкий туман. Зизи вышла из дома заранее, даже слишком заранее – часа на три раньше назначенного часа проб у Кольхена Ланского – и теперь бессмысленно слонялась вдоль набережной и по параллельным улочкам, где разместились известные ялтинские магазины. Шляпы. Духи. Новомодные украшения из хрусталя. Белье. Перчатки. Отделения крупных банков. Здесь обычно фланировали парадизовские модницы и их ухажеры, быстро проходили от своих авто и скрывались за массивными дверями денежных хранилищ деловые люди.
Ветер гнал туман, и он то сгущался, скрывая прохожих, то таял, открывая их фигуры.
Зизи уселась на лавочку, запахнувшись в шаль, недавно подаренную Лозинским. Тонкая шерстяная шаль ангельски-белого цвета, наверняка Идина. Зизи гладила ткань и представляла себе, как дива прикасается к ней щекой, накидывает на плечо и поворачивается к собеседнику, устремляя на него свет прозрачных глаз.
Зизи мечтательно взглянула на несуществующего собеседника и закинула руки. Именно так Ида соблазняла князя Гвардини в «Убийстве на всякий случай». Именно так!
Старушка, выгуливающая двух мопсов, посмотрела с жалостью на юную особу – еще одна несчастная репетирует несуществующую роль. Сколько же сюда понаехало этих выскочек!
Из дубовой двери какого-то банка выпорхнули две секретарши, и дверь осталась открытой. Там, в полутьме высокой залы с мраморными колоннами, Зизи увидела… да-да, эту осанку, медленный поворот шеи она ни с кем не спутает. Ида Верде! Броситься ей в ноги?
Зизи нервно кусала губы, ее охватила лихорадка.
Нет!
Она вцепилась в скамейку, удерживая себя.
Ида скрылась в глубине залы, и Зизи задышала ровнее. И в этот момент узнала автомобиль, припаркованный у входа в банк: ярко-лимонного цвета «Кадиллак» с закрытым верхом из светлого брезента. На прошлой неделе Лозинский приезжал в этом авто на студию и сказал кому-то, что его автомобиль в починке, поэтому он выехал на Идином.
Зизи кашлянула, быстро встала, грациозным движением (слишком грациозным!) накинула шаль, достала из сумочки очки в пол-лица и сняла шляпку, распушив знаменитые пепельные кудри. Целую копну. Серое на фоне серого неба.
«Красивейшее!» – сказала она себе.
Водитель желтого «Кадиллака» открыл дверь перед хозяйкой, мимоходом удивившись, что та вышла из банка без пальто.
Вкрадчиво зажурчал мотор, булькнул дымок из выхлопной трубы, и машина тронулась.
Рука в сливочно-желтого цвета перчатке – как кстати, что она выбрала утром именно эту пару! – указывала направление движения. Чудненько!
