Мэри Патни - Лепестки на ветру
На самом деле Роберт был прекрасно знаком с кодексом чести, принятым в аристократических салонах Англии. Там слово джентльмена было законом, и никто не сомневался в правдивости утверждений людей, этому кругу принадлежащих.
С другой стороны, юноше, каким был тогда Кэндовер, женщина казалась существом загадочным, полным непостижимой тайны, и только с опытом пришло понимание того, что различие между сильным и слабым полом на самом деле совсем не так велико, а сходства куда больше.
Представляя себе страстное ослепление первой любви, легко понять, насколько сильно на поступки герцога влияли эмоции. Кто в молодости не делал глупостей? И он, Роберт, не исключение, хотя глупости его были несколько иного рода.
Роберт понимал и то, что свою лепту в затягивание узла противоречий внесла Марго. Если бы она разрыдалась, стала все отрицать, недоразумение разрешилось бы в полчаса, и они уже двенадцать лет жили бы счастливой супружеской жизнью. Тогда Роберт никогда не встретил бы Мегги, что было бы потерей для него, но не для его бывшей любовницы. Роберт налил в кружку вина и вложил ее в руку Рейфа. Хорошо бы выпить чего-нибудь покрепче!
— Боюсь, что со сведением счетов с жизнью вы несколько запоздали, — сухо заметил Андерсон.
Рейф выпил вино. Он гордился своим «цивилизованным» отношением к жизни, готов был примириться с ветреностью Марго, получив взамен дружбу и постель. Более того, был даже несколько раздосадован тем фактом, что для нее общественная мораль существует в большей степени, чем для него, и воспринял ее бурную реакцию на его вполне деловое предложение как свидетельство некоей незрелости.
Оказалось же, что юношеское идеалистическое восприятие Кэндовера было куда более близким к истине, чем модный цинизм, который он культивировал в себе годами. Марго Эштон так же искренне любила Рейфа, как и в ту далекую весну. И он, Рафаэль Уайтборн, со всеми его титулами, со всем его весом в самых высоких сферах, оказался недостоин ее любви.
— Неудивительно, что Мегги не хотела иметь с вами ничего общего, когда узнала, что вы приехали в Париж, — подсыпал соли на рану Андерсон. — Если бы она рассказала мне о ваших прошлых отношениях, я бы вас к ней и на семь миль не подпустил.
Андерсон неловко, одной здоровой рукой подлил вина в кружку. Рейф помог разлить остальное. Кувшин опустел. Каждый из них выпил примерно по две-три бутылки. Рейф готов был выпить еще столько же, но жаль, во Франции не делают напитков достаточно крепких, чтобы утолить его жажду.
— Я понял, что вы до сих пор любите Мегги, — произнес Дндерсон таким тоном, словно эта деталь была уже чем-то второстепенным.
— Я чувствую к ней то же, что чувствовал в двадцать один год, — тихо ответил Рейф и, залпом выпив оставшееся вино, добавил:
— Но она слишком хороша для меня.
— Не стану спорить.
— Что случилось с Марго потом и как она стала шпионкой? Вы обещали рассказать.
Теперь, зная о том, с каким настроением Марго пустилась в путешествие, он мог лучше понять ту настороженную, немного взбалмошную женщину, какой стала Марго, странным образом сочетавшую в себе стойкость и ранимость, подозрительность и искрящийся юмор. Но оставалось еще много того, что Рейф хотел бы, не просто хотел — жаждал узнать о ней.
— На сегодня довольно эмоций, — сказал Андерсон, заворачиваясь в одеяло. — Свою часть истории я расскажу вам утром, когда у меня иссякнет желание дать вам по зубам. Кстати, — добавил он, устраиваясь поудобнее, — если вы собираетесь провести ночь в стенаниях и плаче, делайте это потише. Не мешайте мне спать.
Андерсон был прав. На одну ночь — довольно. Рейф завернулся в другое одеяло, не спасавшее от промозглого холода, и лег на солому.
Увы, в отличие от товарища по несчастью спать Рейфу совсем не хотелось.
Глава 21
С учетом количества выпитого на следующее утро Рейф чувствовал себя вполне сносно, ему удалось даже немного вздремнуть. К тому времени Как Андерсон потянулся под одеялом, знаменуя пробуждение, Кэндовер уже успел осмыслить услышанное. Он понимал, что прощения от Марго ему не будет, но, быть может, удастся найти слова извинения. Сейчас представлялось особенно важным дать Марго понять, насколько искренне он раскаивается в содеянном.
На завтрак принесли свежий хлеб, ароматное сливочное масло, хороший клубничный джем и вдоволь прекрасного горячего кофе. Намазывая джем на хлеб, Рейф заметил, что качеству завтрака позавидовал бы вполне респектабельный трактир в его родной Англии.
— Жаль, что амбиции Варенна распространяются гораздо дальше усовершенствования ресторанного дела, — откомментировал Андерсон.
Рейф изучающе посмотрел на сокамерника. Несмотря на заявления последнего о том, что рука почти не болит, выглядел он плохо. Нездоровый румянец выдавал жар. Вероятно, рана воспалилась. Вновь Рейф отметил в лице Роберта что-то смутно знакомое, но никак не мог припомнить, кого напоминает ему этот красивый блондин.
Пленники почти закончили завтракать, когда заскрипела тяжелая дверь. Рейф ожидал увидеть слугу, пришедшего за пустой посудой, но ошибся, к ним пожаловал хозяин замка собственной персоной в сопровождении двух стражников со взведенными ружьями.
Не теряя времени на приветствие, Варенн, обращаясь к Андерсону, ядовито спросил:
— Полагаю, Кэндовер успел вам поведать о том, кто я и чего хочу?
Андерсон не спеша допил кофе.
— Да, — ответил он спокойно. — Мне было любопытно узнать, в чем я просчитался.
— Хорошо, — кратко сказал Варенн, доставая из черного сюртука пистолет. Целясь прямо в лоб Андерсону, он добавил:
— Мне не хотелось бы убивать человека, который не знает, за что умирает. Честно говоря, я сделаю это с большой неохотой, но обстоятельства вынуждают к жестокости. Не знаю, чем бы вы могли быть мне полезны. Хотел бы, чтобы вы были на моей стороне, но если перейдете в наш лагерь сейчас, я вам все равно не поверю.
Рейф наблюдал за происходящим в оцепенении.
— Ваше последнее желание? Торопитесь, Андерсон, мне предстоит хлопотливый день.
Побледнев, Роберт бросил взгляд на Кэндовера.
— Передайте Мегги, что я люблю ее.
В наступившей тишине гулким эхом отозвался щелчок взводимого курка.
Несмотря на ранний час, британское посольство гудело, как улей. Оливер Нортвуд с облегчением вздохнул. Его приходу были рады коллеги, проработавшие всю ночь. Даже прикованный к постели, лорд Кэстлри работал не покладая рук, производя на свет бесчисленное количество писем, распоряжений, указаний, заставляя трудиться не меньше дюжины клерков. Людей не хватало.
