Юджиния Райли - Речной дурман
Жасмину трясло от холода, пока она устраивалась в кресле-качалке около камина. Джэард закрыл окно, затем подошел к бельевому шкафу, открыл ящик и достал полотенце.
— Вот, это для волос.
— Спасибо, Джэард.
Распуская прядь за прядью волосы, она обсушивала их полотенцем, наблюдая, как Джэард нагнулся, чтобы развести огонь. Его красивое лицо было напряженно и сердито нахмурено. Жасмина дрожала, озноб не проходил.
— Джэард, я пришла умолять тебя не драться с Клодом. Я не вынесу, если с тобой что-нибудь случится!
— Ничего со мной не может случиться, — пробормотал он, зажигая спичку.
— Разве можно быть уверенным в этом? У Клода нет чести! Он пойдет на все, чтобы взять верх!
— Ты думаешь, что я не знаю этого? Я смогу сам позаботиться о себе, Жасмина.
— Но, Джэард…
— Хватит об этом! — оборвал он ее таким тоном, что она вздрогнула сильнее, чем от холода. Он добавил полено к уже разгоревшемуся огню, затем вытер пальцы и посмотрел на нее. Свет пламени играл на его каштановых волосах, отражаясь в глазах. Он строго обратился к ней:
— Ну, а теперь, дорогая, давай избавимся от этих мокрых вещей и согреем твое закоченевшее маленькое тельце. Надо поискать для тебя что-нибудь подходящее из гардероба Мари. А затем домой и в кроватку.
Джэард встал и помог Жасмине подняться с кресла. Он снял одеяло с ее плеч, взял у нее полотенце и стянул с нее мокрую плотную рубашку, оставив на ней лишь тонкую влажную сорочку. Взгляд его глаз углубился и потемнел, не отрываясь, он смотрел на ее проступившую сквозь тонкую сырую ткань высокую грудь. Он перевел дыхание.
— Боже мой, — тихо сказал он, — тебе не стоило приходить сюда, Жасмина.
— Джэард, я просто умру, если с тобой что-нибудь случится! — вырвалось у нее. — Может быть, ты не любишь меня, но я так тебя люблю, что чувствую, что умру без тебя.
— Ты считаешь, что я не люблю тебя? — спросил он. В его взгляде боролись недоверие и страсть.
— Вчера ты сказал…
— Бедняжка ты моя!
Он привлек ее дрожащее тело к себе.
— Любовь моя, вчера я был взбешен и напуган за тебя. Я сказал что-то, не подумав. Конечно же, я люблю тебя, мою глупышку.
— Тогда не дерись с Клодом! — воскликнула она.
Джэард отстранился, нахмурившись.
— Ты сознаешь, что ты говоришь? Ты не можешь просить мужчину об этом.
— А я прошу! Ты не обязан с ним драться из-за меня!
— Здесь дело в принципе, не только в тебе!
— К черту принцип! Мне нужен ты!
— Неужели ты считаешь, что мне это неизвестно? А знаешь ли ты, что я так и поступаю, потому что думаю о тебе?
Какое-то время они так и стояли друг против друга — глаза в глаза, оба тяжело дышали, напряжение между ними росло, как в туго натянутом проводе. Затем Джэард застонал и сказал хрипло:
— Будь проклято это! Жасмина, не надо так со мной!
С силой Джэард привлек Жасмину к себе. Телом она ощутила дрожь его рук в то время, как его губы пили влагу ее разметавшихся волос. Она прильнула к нему, и эта близость воспламенила страстное отчаянное желание в них обоих. Спустя мгновение руки его ласкали твердеющие соски ее груди под сорочкой.
— Боже, как же давно это было, когда были только ты и я, — сказал он задыхаясь. — Я прошу, не будем спорить сейчас. Ты напугала меня до умопомрачения, но, Господи, как ты мне нужна!
— Я тоже не хочу ссориться, — отвечала Жасмина, в глазах у нее стояли слезы. — Я просто хочу…
— Я знаю, — ответил он, топя остальные слова, которые она хотела ему сказать, своим поцелуем.
Жасмина ответила ему поцелуем, вбирая теплый вкус его губ в себя. Когда они отстранились, обоим не хватало воздуха, а их наполненные страстным томлением взгляды были погружены друг в друга.
— Любимая, как сильно все еще ты дрожишь, — сказал он озабоченно, вновь принимаясь растирать ей руки. — Давай снимем с тебя всю эту мокрую одежду.
Он замер, как загипнотизированный, перед ее прекрасным обнаженным телом в отсветах огня: точеная линия шеи, высокая грудь с налившимися сосками, подтянутый живот, золотистое облако волос в излучине живота и ног и прекрасные стройные ноги.
— Боже мой, ты такая красивая! — сказал он. И, поглаживая выступающие на шее позвонки, продолжал срывающимся голосом: — А знаешь ли ты, что случается с дамами, забирающимися в спальни к мужчинам через окна посреди ночи?
— Я надеюсь, это произойдет и со мной, — ответила она, приняв вызов.
— Только попробуй сбежать, любимая.
Джэард усадил ее к себе на колени в кресле-качалке и приник страстно к ее рту. Теперь они оба задыхались от желания обладать друг другом. Жасмина не стыдилась своей наготы, сидя у него на коленях. Он все еще оставался в ночной сорочке; она ощущала своим телом упругое давление его напрягшейся плоти, необыкновенно возбуждающей ее. Пламя так приятно согревало их обоих, гудя и вскидываясь совсем рядом; запах кедра вился и уносил куда-то далеко-далеко ее чувства, в то время как она как бы плыла в раю его объятий и длящегося поцелуя. Ее руки покойно обвили его шею, отдав ему тело, и он ласкал нежными прикосновениями ее лицо, шею, грудь.
— Тебя нужно уложить, — прошептал он, рука его нежно гладила ее бедро. — У тебя гусиная кожа.
— Это не от холода теперь, а от…
— Я знаю, — сказал он улыбаясь.
Она дрожала всем телом, когда он переносил ее на свою кровать. Она чувствовала слабость, боль, пресыщенность и в то же время неутоленную страсть, жаждущую завершения их любовного чувства.
Она обожала каждый изгиб, каждую черточку его лица, каждую жилку его сильного тела, любовалась позолотой кудрявых волос, прекрасными голубыми глазами.
— Я так тебя люблю.
— Ты — мое сердце, — шептал он.
Они любили друг друга со сладким отчаянием. Каждый сознавал, что эта ночь могла быть их последней ночью.
— Ну как, теперь теплее? — спросил он некоторое время спустя, когда они просто лежали вместе под одеялом.
Она кивнула со слезами на глазах.
— Джэард!
Он, казалось, знал, о чем она спросит.
— Дождь прекратился, — заметил он. — Тебе время одеваться, и я провожу тебя до дома, любовь моя.
— А как же завтра?
Он сжал ее лицо в своих теплых руках и глубоко и напряженно посмотрел ей в глаза.
— Я скажу тебе только одно, любовь моя. Завтра в это время все будет позади. Никогда больше не придется тебе думать о Клоде Бодро. — Затем он добавил, улыбнувшись: — Ты помнишь, у нас с тобой на завтра взяты билеты в театр? Я заеду за тобой в семь тридцать.
— Ничего не изменилось, да… Джэард? — спросила она с грустью.
Он встал, взял свой халат, который лежал в ногах кровати, и распахнул перед ней. В глазах его была еще большая грусть, когда он ответил:
