Виктория Холт - Испанский жених
Сидя рядом с ней на свадебном застолье, Филипп думал о том, как расположить ее к себе, объяснить, что его не нужно бояться. Он знал, что на его месте любой француз помог бы ей освоиться в новой обстановке – сделал бы какой-нибудь комплимент, рассмешил бы шуткой, – но он не был французом и мог сказать только то, что отныне ей предстоит свято исполнять долг королевы Испании, самой великой и могущественной страны мира.
Наконец, оставшись с ней наедине, он положил руки ей на плечи и с улыбкой произнес:
– Не бойтесь меня. Право, я вовсе не чудовище, которым меня вам изобразили.
– Никто вас не изображал чудовищем.
– Так почему же вы боитесь меня? Потому что я кажусь вам слишком старым?
Она потупилась.
– Может быть.
Тогда он вновь улыбнулся – раскованней, чем прежде, – своей улыбкой ему удалось обезоружить ее. Наедине с женщинами Филипп умел быть почти обаятельным мужчиной.
– Ну, а если так, – сказал он, – если я настолько старше вас, то запомните: я всегда буду ласков с вами и смогу понять вас намного лучше, чем сумел бы какой-нибудь более молодой супруг. Поверьте мне, это так.
Она не ответила – все еще дрожала, всем сердцем желая вновь оказаться в Лувре и слышать за окном шум парижских улиц, а не громкие крики жителей Гвадалахары, радовавшихся ее свадьбе.
Филипп взял ее руки и нежно поцеловал их.
– Вот увидите, я не чудовище. Мы должны были пожениться, потому что это выгодно нашим странам. Но сейчас я хочу вам понравиться. Слышите меня? Я хочу рассеять ваши страхи. Хочу, чтобы вы улыбались. Я докажу вам, что меня можно не бояться. Если вы желаете остаться в эту ночь одной, то вам достаточно лишь сказать мне, и… тогда я уйду.
Елизавета уже не могла сдержать слез. Она сидела и смотрела на пол, а они все текли и текли по ее щекам. Он был в отчаянии. Внезапно она подняла на него глаза.
– Ваше Величество, я… я прошу у вас прощения, – запинаясь, проговорила она. – Мне говорили… я думала… я не ожидала, что вы окажетесь так добры… вот почему я сейчас плачу.
* * *Разумеется, она не могла полюбить его. Он был слишком стар и строг. Он даже не походил на тех мужчин его возраста, которых она знала у себя на родине – таких, как Антуан де Бурбон, его брат принц Конде или великий герцог де Гиз. Те были галантны, общительны и остроумны, носили ослепительно роскошные наряды – роли романтических героев играли так же охотно, как в нужную минуту преображались в воинов и государственных деятелей. Филипп оказался человеком совсем другого сорта – было трудно поверить, что по своей важности для Европы он превосходил их всех вместе взятых. Глядя на него, никто бы этого не подумал; казалось, он скучал на церемониях, устраиваемых в его честь; был слишком невозмутим и спокоен, слишком заботился о собственном достоинстве. Если бы не отзывчивость, которую он проявлял, оставаясь с ней наедине, брак с ним ужаснул бы ее.
Впрочем, побаиваясь своего супруга, по-настоящему она боялась другого человека – пусть даже и находившегося вдалеке от нее. Молодая испанская королева никак не могла избавиться от чувства, что ее мать по-прежнему следит за ней. Ей казалось, что Екатерина де Медичи оказывается за ее спиной всякий раз, когда она допускает какое-нибудь незначительное нарушение испанского этикета. Даже в спальне та как будто присутствовала – наставляла дочь, как нужно себя вести, чтобы пленить, приручить этого странного мужчину. Вот почему Елизавета не раз вспоминала об умении матери улавливать ее настроение и тайные мысли.
Не могла она забыть и инструкции, полученные перед отъездом из дома. Елизавета должна была служить Франции – наблюдать за всем, что происходит при испанском дворе, ничего не упускать и о любом пустяке сообщать матери, соблюдая максимальную осторожность и зная, что ее письма могут быть перехвачены.
Прежде всего она должна была переманить на свою сторону юного дона Карлоса. Ей следовало подружиться с ним, завоевать его доверие, а затем постараться так описать ему Марго, чтобы вызвать у него желание увидеть ее. Такова была воля французской королевы, и Елизавета не могла ослушаться ее.
Так из-за матери она пренебрегла испанским этикетом и стала проявлять повышенное внимание к Карлосу.
Он был странным мальчиком, она это знала. С самого дня ее свадьбы он закрылся в своих покоях, ни с кем не желал говорить, отказывался от еды. Его пробовали увещевать, но никто не знал, что с ним случилось, а он не объяснял. Да и вообще, открывал дверь только своему молодому дяде дону Хуану и кузену Александру Фарнезе.
Однажды, улучив момент, она незаметно выскользнула из своих покоев и направилась в апартаменты, принадлежавшие ее пасынку.
Беспрепятственно пройдя через переднюю, она открыла дверь и очутилась в классной комнате. За столом сидел подросток ее возраста. Это был не Карлос, а какой-то другой, очень красивый мальчик – почти как француз, подумала Елизавета. Он встал и поклонился ей. Грациозно. Почти с французским изяществом.
Теперь она узнала его. Перед ней стоял дон Хуан, незаконнорожденный брат ее супруга.
– Ваше Величество, позвольте… – начал он. Она перебила его:
– Пожалуйста, не надо церемоний… Дело в том, что я здесь без позволения. Ты… вы занимаетесь?
– Да, Ваше Величество.
– А принц, мой пасынок?
– Он только что ушел отсюда… вернее, выбежал. Сегодня он немного не в себе, Ваше Величество.
– Не в себе?
– Он не говорит, что с ним, но у него очень плохое настроение.
– Я хочу видеть его.
– Ваше Величество, он велел никого не пускать к нему. Но если это приказ…
Она засмеялась.
– Нет, это не приказ… Во всяком случае, мне бы не хотелось, чтобы в таком свете он воспринял просьбу, с которой я собираюсь обратиться к нему. Было бы лучше, если бы он считал меня своим другом.
Дверь распахнулась – на пороге стоял Карлос. Он воскликнул:
– Изабелла!
Она улыбнулась, и у него радостно забилось сердце: «Моя… Моя…»
Продолжая улыбаться, она подошла к нему. Ее улыбка сводила его с ума. Он вдруг встал на колени и поцеловал край ее платья. Затем поднял глаза на нее.
– Мне не следовало приходить сюда без сопровождения, – сказала она. – Но я желала видеть вас…
Не сводя с нее влюбленного взгляда, он встал на ноги. Он дрожал. Ему не хотелось, чтобы в комнате находился свидетель их встречи.
Он крикнул:
– Хуан, убирайся вон! Королева пришла ко мне! Уроки доделаешь потом.
Хуан пожал плечами, поклонился Елизавете и вышел из комнаты. Уже за дверями он задался вопросом – не сказать ли кому-нибудь, что королева осталась наедине с этим невменяемым.
– Карлос, – сказала Елизавета, – я хочу, чтобы мы стали друзьями… самыми большими друзьями. Да и может ли быть иначе? Ведь мы с вами одного возраста… и даже должны были пожениться, помните?