Дженнифер Хеймор - Сезон обольщения
Он ведь предал ее наихудшим из возможных способов: потребовал от нее доверия к себе, а потом раздавил это доверие каблуком сапога. Если бы с ним кто-то поступил так же, он даже не посмотрел бы в другой раз на этого человека. Выстрелив в него, он бы немедленно отвернулся и ушел, оставив его умирать в мучениях.
Но всякий раз, когда он открывал глаза, Бекки была рядом. Заботилась о нем. Помогала ему. Молилась за него. Она хотела, чтобы он был жив, даже после всего, что он наделал.
— Она немного мрачная, но хорошая, — сказала миссис Дженнингс. — Мы слишком старые сами видите, и мы не так содержали ее дом, как она бы хотела. Но она не стала гневаться ни минуты. А вместо этого взялась за дело и трудилась наравне с нами. А когда наши старые кости не выдерживали, она отправляла нас отдыхать.
— Правда? — спросил Джек, хотя не был на самом деле удивлен. Ну конечно же, она добрая госпожа. Он и не ожидал от нее ничего иного.
Миссис Дженнингс внимательно посмотрела на него:
— Да, сэр. Правда. А потом я видела, как она заботится о вас…
— Но ведь она в меня выстрелила, — напомнил Джек совершенно бесцветным тоном.
— Нуда. Но осмелюсь сказать, что вы, видимо, этого заслужили, — неожиданно заявила миссис Дженнингс. — Ведь леди Ребекка и мухи не обидит. Если только эта муха не натворит каких-нибудь препакостных дел. — Джек снова вздохнул. Миссис Дженнингс подняла ложку. — Она заботилась о вас, потому что не могла смотреть на ваши страдания. А теперь вы будете жить, и это ее утешает. Но хотите ли знать, что я думаю обо всем этом, сэр?
— И что же вы думаете? — сухо переспросил Джек.
— Я буду более чем просто разочарована, если ее опять кое-кто обидит. — Миссис Дженнингс собрала ложкой остатки похлебки. — Я буду очень сильно огорчена, поверьте. Даже не верю, что она сумеет это пережить. Более того, я думаю, вы один из немногих людей на этом свете, кто способен ее убить.
Джек ощутил последнюю ложку вкусного теплого бульона у себя во рту. Проглотил и на некоторое время замолчал.
Он знал, что должен делать.
— Я не хочу, чтобы ее что-нибудь снова ранило, миссис Дженнингс. — Он с дрожью вздохнул. — Я не дам этому всему повториться.
Бекки беспокойно ворочалась всю ночь, стараясь заснуть, и только на рассвете оставила эти попытки. Со вздохом она подошла к окну и отодвинула занавеску.
Земля была покрыта красивой ледяной глазурью. Внизу, перед отвесными скалами, слегка колыхался шелковистым серым покрывалом океан. Бекки подвинула стул к окну, уткнулась подбородком в ладони и стала смотреть на солнце, которое пробивалось сквозь клочья тумана, и на светлеющее ярко-голубое небо.
Скоро Рождество. Первое Рождество, которое она проведет без своей семьи. Первое Рождество вдали от Кейт и Гарретта за эти четыре года.
Это было ужасно одинокое чувство. Но если говорить о ее семье — причем не только о Кейт и Гарретте, но и обо всех остальных, — то Бекки знала, что это чувство обоюдное. Они любили ее, несмотря ни на что, и скучали по ней не меньше, чем она по ним.
Она нарисовала несколько кругов на запотевшем стекле. Мистеру и миссис Дженнингс было велено разбудить ее, если только Джеку станет хуже. За всю ночь к ней никто не приходил, а это значило, что он продолжает выздоравливать.
Джек поправится, а когда встанет на ноги, они расстанутся. Она вернется в Лондон, а он… Ну, в общем, не важно, что он станет делать. Пускай идет своей дорогой. Как бы он ни поступил, это уже совсем не ее дело.
Во всяком случае, не должно ее волновать. А если и волнует, то это лишь признак ее слабости. Насколько легче было забыть об Уильяме, но Джек… он так прошелся по ее жизни, что она никак не могла, несмотря на все свои усилия, от него освободиться.
Со вздохом Бекки надела одно из двух привезенных в Корнуолл платьев — темно-зеленого цвета, оттенком напоминавшего листья падуба. Выглядело оно куда более нарядно и даже празднично по сравнению с тем первым коричневым платьем, которое вдобавок испачкалось и было в пятнах в результате вчерашних трудов.
Расчесав, уложив и заколов шпильками волосы, Бекки долго смотрела на себя в зеркало. Измученная и тощая. Прямые волосы повисли прядями, огромные темные глаза запали.
В них слишком много вины, страха, печали и разочарования. Но на самом деле Бекки вовсе ничего такого не испытывала.
У нее есть Кейт и Гарретт. По-своему, хотя и немного грубовато, ее любит тетушка Беатрис, а Софи и Тристан никогда от нее не обвернутся. С племянниками и племянницами у них настоящая нежная дружба. Она их любимая тетя и сама всех их обожает.
Так что не должно быть этого тяжкого одиночества в ее груди.
Бекки догадывалась, что причина крылась в этом человеке, который не столько вызвал ее одиночество, сколько углубил его, превратил в почти физическое ощущение.
Так сильно… она так сильно желала его любви. Бекки прикрыла веки, вспоминая те несколько дней, когда была полна веры. Как же она была счастлива тогда! Как свободна!
Сможет ли она когда-нибудь снова испытать эти же чувства?!
Бекки покинула комнату, пересекла коридор и вошла в спальню Джека. К ее удивлению, он открыл глаза сразу, как только она распахнула дверь.
— С добрым утром, — сказал он.
— С добрым утром. — Бекки приостановилась на пороге, ожидая, не попросит ли он ее снова удалиться, но после небольшой паузы Джек пригласил ее войти.
Она подошла, немного отодвинула свой стул от кровати и присела. Джек с минуту разглядывал ее, потом сказал:
— У тебя усталый вид.
Да нет, все в порядке. — Бекки, прищурившись, рассматривала свежую повязку на его плече. — Доктор Беллингем приходил?
— Да. Только что ушел. — Джек вздохнул: — Мы знали, что ты спишь, поэтому старались не шуметь.
Бекки кивнула. Не имеет смысла сообщать ему правду.
Джек взглянул на свое плечо:
— Доктор наложил, новую шину и обновил повязку. Он оставил еще опия.
Бекки знала по собственному опыту, что при переломе шину не обновляют, пока не спадет опухоль. Значит, рана заживает.
— Отличные новости.
— Да.
— Тебе… Тебе больно?
— Нет. То есть… не буду врать. Не то чтобы совсем не больно, но… — Перехватив ее взгляд, Джек уже не отпускал его. — Это совсем не так больно, как сознание того, сколько страданий я причинил тебе.
Непреодолимая стена, созданная только ее инстинктом самосохранения, возникла между ними настолько быстро, что Бекки не успела даже вздохнуть. Она не могла отвечать. Она не станет — она не должна — ему верить. Она заставила себя перевести взгляд на старое серое шелковое покрывало. Когда-то давно им пользовались ее дед и бабка. Оно до сих пор оставалось одним из немногих предметов в доме, которые неплохо сохранились.
