Николь Джордан - Воин
Ранульф хрипло сказал:
– Ты добилась моей руки. Тебе нужно завладеть и моей душой?
– Нет, Ранульф, – мягко произнесла Ариана. – Не душой. Сердцем. Мне нужна твоя любовь, и больше ничего. Если и когда ты сам скажешь, что любишь меня, я произнесу свои обеты перед Господом, вложив в них всю любовь моего сердца.
Как можно признаться в любви, если у тебя сердца нет? Ранульфу хотелось кричать. Как он может отдать ей то, чем не владеет?
Он молчал, и Ариана грустно улыбнулась:
– Ты хороший человек, Ранульф, и заслуживаешь любви и преданности, но не можешь поверить в то, что я достойна твоей любви. И до тех пор, пока ты не сумеешь искренне сказать мне, что любишь меня, я не стану твоей женой.
Она прочитала его ответ в мрачных глазах.
– Я так и думала, – пробормотала Ариана, и сердце ее заныло.
Она протянула руку и прикоснулась к щеке Ранульфа. Он вздрогнул, словно обжегся.
– Ты слишком многого у меня просишь, – с горечью произнес он.
– Возможно. Но я надеюсь, что нет.
Стиснув зубы, Ранульф повернулся и направился к двери.
– Вопрос еще не решен, – бросил он через плечо и вышел, с силой хлопнув дверью.
– Господи, молю тебя, чтобы так и было, – прошептала Ариана, надеясь, что не совершила ужасную ошибку.
Может быть, в один прекрасный день он все же откроет ей свое сердце без горькой настороженности и предательских сомнений. Любовь не может жить без доверия.
Оглушенный, чувствуя себя так, словно его ударили копьем прямо в грудь, Ранульф спустился в зал, сел на свое законное место за почетным столом и велел принести себе вина.
– Что-то случилось? – спросил Пейн, глянув на озабоченное лицо своего сеньора.
– Она отказалась выходить за меня замуж, – онемевшими губами ответил тот.
Пейна это ошеломило.
– Она отказалась?
– Да. Сказала, что не будет венчаться, представляешь? Говорит, я ей недостаточно доверяю.
Вассал молча посмотрел на Ранульфа, а потом спросил:
– А ты доверяешь ей, милорд?
– Достаточно, чтобы жениться на ней. Чего еще она от меня хочет?
Пейн долго не отвечал.
– Думаю, я понимаю, что она имеет в виду.
– Понимаешь? Так, может, объяснишь мне? – мрачно сказал Ранульф. – Я никогда не пойму, как работают мозги у женщин.
Лицо Пейна сделалось серьезным.
– Можешь ли ты доверять ей так, как она этого хочет, Ранульф?
Рыцарь уставился на стол.
– Какая разница, могу я или нет?
– Думаю, разница огромная… для нее. Ты уже несколько раз подозревал леди Ариану в разных грехах, и каждый раз, когда ты в ней сомневался, она доказывала тебе, что твои подозрения ошибочны. Но ты и дальше считал, что она способна на обман и вероломство. У нее есть все основания сомневаться, доверять ли тебе свою судьбу.
Это правда, с неохотой признался себе Ранульф, он непростительно обижал ее. Но когда он попытался все исправить, Ариана швырнула его жест ему в лицо. Он открылся перед ней, обнажил свою боль – и все напрасно.
– Ты любишь ее?
Ранульф вздрогнул. Он не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. Он не знал, как назвать свое безумие, это безымянное чувство, заполнявшее его сердце всегда, когда Ариана оказывалась поблизости, когда он просто думал о ней.
– Честно?.. Не знаю.
Пейн сочувственно кивнул:
– Тогда я посоветую тебе как следует подумать, что же ты к ней чувствуешь, милорд. Загляни в свое сердце, в свою душу, и если поймешь, что чувствуешь что-то еще, кроме страсти, скажи ей об этом. Женщины любят слышать такие вещи…
Этим вечером венчание не состоялось.
Суровый, погруженный в собственные мрачные мысли, Ранульф во время ужина сказал Ариане всего несколько слов, а потом остался в зале вместе со своими людьми и сидел там долго после полуночи, оттягивая миг, когда ему снова придется встретиться с ней.
А когда, наконец, он к ней пришел, разбудив ее, теплую ото сна, то даже не упомянул о буре в своем сердце, но занимался с Арианой любовью с таким страстным желанием, что оно граничило с отчаянием. Потому что не важно, что между ними стоит, но вожделение к Ариане ничуть не стало меньше. Страсть Ранульфа была неутолима. На следующее утро она спустилась с ним во двор, откуда Ранульф собирался ехать в лагерь Генриха. Пока он отдавал последние приказы остающимся в замке вассалам, в том числе и Пейну, его боевой конь нетерпеливо бил копытом. Прощание с Арианой Ранульф оставил напоследок. Когда же он, наконец, повернулся к ней, то так и не сумел произнести решающие слова, которые она так хотела услышать.
– Я сделаю для твоего отца все, что смогу, – скованно сказал Ранульф, натягивая латные рукавицы.
Ариана всматривалась в его суровое, бесстрастное лицо, мучительно желая оказаться в объятиях Ранульфа, желая все исправить. От его отчужденности ей сделалось плохо и тоскливо.
– Благодарю, милорд.
Ранульф не прикоснулся к ней, не обнял и не поцеловал, а Ариане так этого хотелось. Она стояла неподвижно, и сердце ее ныло, пока Ранульф молча садился верхом на своего коня. Взяв в руки поводья, он вдруг сделал еще одну уступку.
Довольно громко, чтобы слышали все, Ранульф произнес, обращаясь к Ариане:
– Миледи, поручаю тебе этот замок. Распоряжайся в нем как считаешь нужным, пока я не вернусь.
Улыбнувшись дрожащими губами, Ариана серьезно кивнула:
– Как пожелаешь, милорд.
Она думала, что Ранульф уедет, так ничего больше и не сказав, но, к счастью, ошиблась. Неожиданно рыцарь наклонился, взял Ариану за талию, поднял ее вверх и впился в ее губы страстным поцелуем, немного испугав ее неистовством и желанием. Она обняла его изо всех сил и с таким же пылом ответила на поцелуй, в котором ощутила сожаление, печаль и отчаяние Ранульфа.
Не сказав ни слова, он повернул коня и поскакал в голову колонны своих рыцарей и воинов.
Глава 27
Дорога оказалась для Ранульфа тревожной. Весь путь на север его изводили мысли, а совет вассала отдавался эхом в сознании с неослабевающей безжалостной настойчивостью: «Загляни в свое сердце, загляни в свое сердце, загляни в свое сердце…»
Что он чувствует к Ариане? Что, помимо страсти, прячется в глубине его сердца?
Ее благородная натура, то, как пылко она защищает своих людей, ее преданность любимым, ее заботливость – все указывало на то, что Ариана достойна доверия.
– Он был так ослеплен предрассудками, а взгляды его были так искажены горьким опытом, что он отказывался видеть, упрямо отказывался признаться хотя бы себе, что отдал ей свое сердце. Ранульф с мучительной ясностью понимал, что так и не сумел вооружить свое сердце, не смог надеть на него кольчугу. А теперь оно было опутано шелковыми цепями.
