Карен Хокинс - Ее властелин и повелитель
Миссис Филдингс хмыкнула.
– Насколько я знаю, воры не носят плащей.
Остановившись у входной двери, Пруденс сняла с вешалки свой плащ и бросила на столик шаль.
– Эта змея носит не просто плащ, но плащ с отделкой.
Миссис Филдингс окинула Пруденс настороженным взглядом.
– Вы сказали, что плащ с отделкой? С какой?
– Я видела его всего в течение нескольких секунд из окна своей комнаты, но мне показалось, что он отделан по краю капюшона... – Пруденс взглянула на вешалку. Плаща матери там не было. Красного. С отделкой из меха горностая.
Пруденс взглянула на миссис Филдингс, лицо которой приобрело какой-то странный багровый оттенок.
– Вам что-нибудь об этом известно?
Сухопарая экономка сложила на груди руки.
– Благоразумный человек держит свои знания под замком, чтобы не растерять их по мелочам.
У Пруденс не было времени выслушивать назидания.
– Как видно, мне придется все выяснить самой, – сказала она и взялась за ручку двери, но миссис Филдингс ее опередила и загородила дверь собственным телом.
– Дайте пройти!
– Сердце разгневанного человека...
– Миссис Филдингс, вы видите мой кулак? Тот, на котором сейчас надета перчатка?
У экономки округлились глаза.
– Вы мне угрожаете?
– Да! – заявила Пруденс.
Это, кажется, привело экономку в полное замешательство. Пока она лихорадочно подыскивала подходящую назидательную фразу, Пруденс протянула руку за спиной женщины и открыла дверь. Получив при этом увесистый удар в зад филенкой двери, экономка охнула и мгновенно отошла в сторону. Пруденс, игнорируя ее протесты, вышла в сад. Подойдя к калитке, она остановилась, сложив на груди руки.
– Добрый вечер, мама, – спокойно сказала она.
Мать, охнув от неожиданности, обернулась.
– Боже мой! Ты напугала меня до смерти!
– Я напугала тебя? Разве это я украдкой привожу овцу в сад?
Мать оглянулась через плечо. К веревке, которую она держала в руке, была привязана очень толстая, очень медлительная и абсолютно равнодушная к происходящему овца.
– Узнаю эту овцу, – сказала Пруденс.
Похоже, овца поняла, что говорят о ней, потому что открыла рот, обнажив крупные желтые зубы, и издала громкое блеяние.
Пруденс покачала головой:
– Так это ты все время приводила овцу капитана в наш сад? Зачем ты это делала, мама?
Мать беспомощно развела руками.
– Понимаю, что это выглядит некрасиво, – сказала она, – но я... я никогда не думала... я ведь совсем не хотела...
Пруденс подняла руку.
– Давай войдем в дом, пока мы не замерзли до смерти. Может быть, там ты сможешь сказать что-нибудь более связное.
– Хорошо. Но сначала мне нужно покормить Гортензию.
Пруденс удивленно вскинула брови.
– Гортензию?
– Нашу овечку. То есть овечку герцога. – У матери хватило такта, чтобы признать, что она виновата. – Я всегда ее подкармливаю, когда она появляется. Только так я могу заставить ее следовать за мной. Обычно я только открываю калитку, и она входит. Но сегодня она почему-то упрямится. – Мать взглянула на овцу, которая стояла у калитки, ощипывая листочки с кустарника. – Думаю, она на меня обиделась. Я последнее время не приводила ее в гости, а она очень обидчивая.
– Нет у овец никаких чувств, – сказала Пруденс. – Объясни мне лучше, что все это значит. А я попрошу миссис Филдингс приготовить нам чаю. – С этими словами Пруденс вошла в дом. Экономка с мрачным видом стояла в прихожей.
– Я предупреждала хозяйку, что вес это плохо кончится.
– Вы знали, что мама приводит овцу к нам в сад?
– Я не сразу об этом узнала. Она все делала скрытно. Но когда я заметила, что ее плащ промок, я поняла, что она выходила из дома. – Миссис Филдингс улыбнулась, очень довольная своей догадливостью. – А потом уж мне нетрудно было догадаться, откуда ветер дует.
– Не приготовите ли чай, миссис Филдингс? Нам с мамой надо поговорить.
– Чай уже готов. Я догадалась, что вам захочется чаю, чтобы успокоить нервы. И камин в гостиной я разожгла. Можете поговорить там, но только никаких криков! Я подам чай и снова лягу в постель.
Сделав это предупреждение, миссис Филдингс удалилась на кухню, а Пруденс направилась в гостиную. Ее родная мать... Как она могла пойти на такое?
Пруденс припомнила все случаи, когда она, пылая гневом, являлась к капитану и отчитывала его за поведение овцы. Боже, что он, должно быть, думал о ней тогда! И что, должно быть, думает сейчас... Она закрыла глаза, чувствуя, что вот-вот расплачется.
Мать, снимая на ходу плащ, вошла в комнату. Подол ее платья промок, к рукаву пристали соломинки.
– Пруденс, я не знаю, что и сказать.
– Просто объясни, с какой целью ты все это затеяла.
– Боже мой! – запричитала мать, ломая руки. – Не смотри на меня так! Я не хотела никому причинить зла. Поверь, я это делала из самых лучших побуждений!
– Ты обманула меня.
– Совсем немножко. В первый раз я не заметила Гортензию, она явилась сама.
Пруденс приподняла брови.
– Не смотри на меня так, как будто думаешь, что я лгу! Я говорю правду! – Взяв Пруденс за руку, мать повела ее к дивану. – Пруденс, ты должна понять.
– Думаю, что я понимаю.
– Нет, не понимаешь. – Мать села на диван и заставила Пруденс сесть рядом. – Когда мы переехали сюда, до меня вдруг дошло, что если для меня это начало нового дела, то для тебя – нечто вроде ссылки.
– Меня вполне устраивает моя судьба, – сказала Пруденс. Вернее, устраивала, пока она не испытала магическое воздействие объятий Тристана. Объятий, которые ей больше никогда не суждено почувствовать. У нее комок встал в горле.
– Пруденс, – тихо сказала мать, потрепав ее по руке. – Я понимала, что мы переезжаем в глухомань, но когда мы приехали, мне показалось, что мы отрезаны от всего мира. Не этого я хотела для тебя. А потом я увидела герцога – в то время он был, конечно, не герцогом, но показался мне идеально подходящим для тебя мужчиной.
– Идеально подходящим? Он вел себя грубо и нагло и не желал иметь с нами ничего общего!
– Ну, не считая этого, он идеально подходил для тебя, – торопливо внесла поправку мать. – У него, должно быть, нелегкий характер. Но, судя по всему, он добр, потому что позволяет всем этим раненым морякам жить в своем доме. Сразу видно, что он честен и храбр, и есть в нем еще что-то такое... – Мать беспомощно пожала плечами.
Пруденс знала, что делает Тристана одним-единственным человеком, на которого можно опереться, оказавшись в безвыходном положении. Он был надежен и добр и не проходил мимо чужой беды. И она любила его всем сердцем.
Мать вздохнула.
– Я сожалею, что обманула тебя насчет овцы. Но я была обязана что-то предпринять. Герцог упрям и не желал по-соседски навестить нас. Но он был единственным мужчиной в округе, кроме доктора, конечно, который абсолютно для тебя не подходит...
