Евгения Марлитт - Прихоти любви
Клодина начала читать дрожащим голосом. Иногда слезы мешали ей – все было с такой нежностью, с таким вниманием продумано, все свидетельствовало об удивительном расположении к людям…
«Моей дорогой Клодине принадлежит вуаль из брюссельских кружев, которую я надевала к венцу».
Расстроенное лицо молодой девушки покрылось яркой краской. Она знала, о чем думала герцогиня, когда писала это.
– Возьми ее назад! Возьми ее назад! – зарыдала она и опустилась на колени около постели.
– О, как плохо, как плохо, – сказала герцогиня, – и ты, и он несчастливы. Вы – самые дорогие для меня люди!
Клодина поцеловала горячие руки больной и поспешно вышла из комнаты.
Горе слишком сильно бушевало в ней. Она выплакалась в зимнем саду, под пальмами и магнолиями. Тихий плеск фонтана успокоил немного ее страстное отчаяние, и через несколько минут Клодина овладела собой настолько, что могла пойти проститься с герцогиней. Когда она бесшумно отодвинула шелковый полог, больная, по-видимому, дремала с горестной складкой вокруг рта.
В передней Клодина встретила доктора, он приветливо поздоровался с ней.
– Неужели конец так близок? – спросила потрясенная девушка. Он дружески протянул ей руку.
– Покамест есть дыхание, есть и надежда, фрейлейн. Но, по человеческим расчетам, жизнь ее высочества скоро погаснет, как свеча: она заснет от истощения.
Клодина невольно указала ему на свою руку.
– Господин советник!
– Ах, милостивая госпожа, – сказал расстроенный врач, – это уже не поможет. Здесь все кончено! – он указал на грудь. – Я иду к герцогу, чтобы сообщить ему о состоянии ее высочества, – тихо продолжал он, идя с девушкой по коридору. – Его высочество получил неприятную новость. Вы, верно, уже знаете? Пальмер исчез и произвел большое смятение.
– Он поехал прошлой ночью во Франкфурт, – сказала изумленная Клодина. – Я видела его на вокзале в Вэрбурге и подумала, что он едет навстречу их высочествам.
– Этот плут уже давно пересек границу, – проговорил доктор. – Поехал навстречу? Почему вы так решили?
– Я слышала, как он говорил об этом с фрау фон Берг.
Клодина замолчала: удивительное происшествие вдруг стало ей понятно.
– Они подходят друг другу, – засмеялся доктор, – но я все-таки расскажу герцогу. Завтра мы получим известие, что и она уехала, так же скоропалительно. Не годится злорадствовать, но я не могу удержаться от этого по отношению к ее светлости принцессе Текле: она удивительно покровительствовала почтенной даме… Покойной ночи, фрейлейн!
Слова доктора исполнились. На другой день в замке узнали, что фрау фон Берг внезапно исчезла. Она не оставила после себя ни смятения, ни беспорядка, а только связку писем герцогине и письмо его высочеству. Но ангел-хранитель, стоявший у дверей в лице фрейлины Катценштейн, тотчас догадался, что этот пакет не годится для ее высочества, и решительно передал его герцогу. Старая фрейлина вошла к герцогу в то время, как он со вздувшимися от гнева жилами на лбу разбирал ворох бумаг, в комнате находился и обер-полицмейстер.
Герцог подумал, что фрау фон Катценштейн пришла сообщить ему о состоянии здоровья ее высочества. Вместо того она передала ему перевязанную голубой ленточкой пачку писем, на верхнем из них был адрес фрау фон Берг, надписанный рукой его высочества.
Герцог побледнел.
– И это должно было быть передано герцогине? – спросил он сдавленным от бешенства голосом, посмотрев на свидетелей своей шумной юности, того времени, когда он так охотно бывал у господ фон Берг, ужинал и играл в баккара в голубой кокетливой гостиной красивой женщины.
Эта женщина, которая отравила последние дни умирающей своей подлостью, стремилась потревожить и ее последние часы!
– Благодарю вас, милостивая государыня, – сказал потрясенный герцог. Он бросил в камин письма, а затем и другие бумаги, после чего невольно вытер пальцы батистовым платком.
– Дайте плуту убежать, господин фон Шмидт, – сказал он презрительно и любезно раскланялся с полицмейстером.
Когда тот удалился, герцог взволнованно заходил по комнате.
Маленькая записка осталась на полу около камина, герцог заметил ее и поднял. Она была написана знакомым почерком Пальмера.
«Вчера вечером, – прочел герцог, – я должен был передать прелестной Клодине записку от герцога; я выкрал ее, помогая ей садиться в экипаж. Посылаю этот ценный листочек в ваше распоряжение. Но, дорогая моя, сумейте подложить мину столь искусно, чтобы умная и столь дружески расположенная к нам особа взлетела на воздух».
– Так Пальмер виновен и в этом!
Герцог горько улыбнулся и подумал о пылком чернокудром существе, в руки которого вложили фитиль от мины. Мина взорвалась, первая жертва лежала там наверху, а преступники скрылись…
Этот хитрый человек умел с добродушной улыбкой обманывать так, как до сих пор не случалось ни при одном дворе. Каждый дворцовый слуга требовал жалованья за несколько месяцев; всем поставщикам ничего не было уплачено за два года. Чиновники герцога только с большим трудом смогли выяснить, сколько задолжал Пальмер. Герцогское казначейство переполнилось кредиторами, как только исчезновение мошенника стало известно.
Герцог гневно рассмеялся, узнав подробности. Очень аккуратная в денежных расчетах герцогиня-мать была возмущена, когда ей пришлось во второй раз заплатить за ландо, но еще с большим возмущением должна была перенести мысль, что она спокойно ездила в нем мимо фабриканта, столь часто покорно просившего Пальмера об уплате денег.
Вся резиденция негодовала, все желали Пальмеру тюрьмы и виселицы, но такие хищные птицы обычно не попадают в силки.
Клодина узнала обо всем от горничной, но это почти не возбудило в ней интереса. Она думала только о том, как решится ее судьба в наступающий день. Известия о здоровье герцогини не были хуже, она проспала несколько часов, но еще не выражала желания видеть подругу.
Клодина стояла у окна, глядя на серое ноябрьское небо. Снег шел, не переставая, все перед ее глазами было так мрачно, так мертво, что сердце сжималось еще сильней. Вдруг лицо девушки вспыхнуло: во двор въехала карета и остановилась у подъезда флигеля, в котором жила герцогиня.
Комната Клодины находилась в среднем здании, где были расположены парадные комнаты, так что она могла видеть, кто вышел из кареты.
Это был он: высокая фигура Лотаря исчезла за входной дверью. Он приехал, чтобы сообщить ее высочеству свой ответ!
Невыносимое волнение переполнило душу Клодины, и она вынуждена была прислониться к углу окна. Зачем пустые надежды еще смущали ее сердце? Каждое слово, слышанное ею от него с тех пор, как они впервые встретились в нейгаузовском саду, когда она пришла сообщить Беате о находке воска, было оскорбительным и жестоким, резало ее сердце, как острый нож. Повсюду, где мог, он выказывал недоверие и пренебрежение к ней. Он не любил ее, нет, нет!
