Елена Арсеньева - Любимая наложница хана (Венчание с чужим женихом, Гори венчальная свеча, Тайное венчание)
Она прошла уже, миновала, ее больше нет. Есть только завтра, и надо смотреть ему в глаза. Нельзя, невозможно сделаться жалкою добычею отчаяния. Нельзя, невозможно, чтобы взор Провидения, устремленный на тебя, подернулся дымкою презрения!..
Она молчала, однако слезы и причитания других девушек стихли в подвале только под утро.
* * *
Чудилось, едва забылись сном, как загрохотал засов, заскрипела дверь, и в свете нарождающегося дня на пороге появилась Гюлизар-ханым.
– Вставайте! – хлопнула она в ладоши. – Подите во двор!
Ее появление было столь неожиданно, а голос столь свиреп, что невольницы, как стая перепуганных птиц, выпорхнули из подвала, спеша поскорее миновать насупленную, огромную Гюлизар-ханым.
Женщины очутились в уютном внутреннем дворике, вымощенном камнем, уставленном по углам кадками с розовыми кустами. А посреди дворика было сделано углубление для водоема.
– Ну! – повелительно произнесла Гюлизар-ханым. – Все раздевайтесь и в воду, живо! Ну?
Полонянки стискивали на груди рубахи, сжимали между коленями юбки. Жалобные причитания возобновились. Это так разгневало Гюлизар-ханым, что она выхватила из-за пояса татарскую плеть-камчу. Взмахнуть ею не успела, потому что и она, и пленницы с изумлением уставились на Лизу, которая в это время скинула свой изодранный терлык и кинулась в водоем, испустив при этом вопль, который нельзя было истолковать иначе, как знак исступленного восторга.
Лиза окунулась с головой, вынырнула и, хохоча, забила по воде ладонями, забыв обо всем на свете.
О счастье! О блаженство! Самое нежное объятие! Высшее наслаждение! Студеные струйки, чудилось, бьют со всех сторон, проникая во все поры ее грязного, потного, измученного тела. И если бы кто-то всемогущий грозно приказал ей: «Выходи из воды, или я поражу тебя молнией!» – она бы радостно закричала: «Не выйду ни за что! Мечи свою молнию!»
Глядя на нее, полезли в воду и другие пленницы.
И вдруг это несравненное блаженство было нарушено. В уши вонзился такой оглушительный вопль и визг, что Лиза по пояс выскочила из воды. То, что она увидела, привело ее в ужас: свора бекштаков, высыпавших из ворот, окружила бассейн. С налитыми кровью глазами, с искаженными от вожделения лицами, похотливо урча, они тянулись к обнаженным, суматошно мечущимся женщинам. И вот один из янычар свесился с бортика, вцепился в волосы Параски, которая оказалась всех ближе к нему, и грубо вытащил ее из воды.
Параска рванулась было, но бекштак сбил ее с ног сильным ударом и поволок за волосы в угол двора.
Распалившиеся крымчаки набросились на пленниц, так же безжалостно вытаскивая их из воды и насилуя тут же, на каменных плитах. Женщин на всех не хватало. Оставшиеся без добычи торопили тех, кому повезло быть первыми.
Лиза так и оцепенела посреди водоема, расширенными глазами глядя на этот содом. Какой-то бекштак жадно тянулся к ней с бортика.
Она метнулась вперед и так дернула за шею склонившегося крымчака, что он ухнул в бассейн. Лиза в два сильных взмаха очутилась у противоположного края водоема, вылетела из него как ошпаренная. И тут же едва не свалилась обратно: прямо перед нею горой возвышалась Гюлизар-ханым с камчой наготове.
– Вот ты и попалась, – насмешливо процедила из-под своих черных шелков.
Но Лизу уже ничто не могло остановить. Она нырнула под занесенную камчу и нанесла такой удар в тугую, будто немятое тесто, грудь Гюлизар-ханым, что черная фигура с тяжким хрипом откачнулась, роняя плеть. Лиза только того и ждала! Схватив камчу, отскочила к стене, прижалась спиною, рассыпая вокруг такую дробь ударов (не прошли даром уроки табунщика Хонгора!), что ринувшиеся к ней бекштаки невольно попятились. Сверкнул ятаган. Лиза резким ударом выбила его, следующим ожгла какого-то крымчака так, что он схватился за голову, из-под пальцев сочилась кровь, и с воплем отступился.
Надругательство над беззащитными хохлушками было прервано. Бекштаки, оставив стонущие жертвы, подбегали к строптивице, не осмеливаясь, однако, приблизиться вплотную: хлыст извивался в ее ловкой руке неутомимой змеей.
– Эй, ты! – раздался вдруг голос Гюлизар-ханым.
Бекштаки расступились, и Лиза увидела, что фурия в черном, подхватив чей-то ятаган, приставила его к горлу Ганки, которую держала за волосы. Жертва даже дернуться не могла – острие тотчас полоснуло бы ей по шее.
– Если не опустишь камчу, я перережу им всем глотки по очереди, – сказала великанша без всякой угрозы в голосе, совсем спокойно, однако Лиза поняла: так и сделает. – Пока еще не поздно, ты исполнишь свой долг перед воинами господина и не будешь наказана. Но если мне придется убить твоих соплеменниц, ты так просто не отделаешься! Ведь не век же с камчою играть. Руки не железные! Знай, тогда я с тебя кожу с живой сдеру! Но сначала прикончу их…
– Дай ты им, дай этим гаспидам! – хрипло выкрикнула Ганка. – Ай тебе впервой? Колешься, як буркуль [75] при дороге, а нам с того пропадать?!
Лиза смотрела остановившимися глазами.
«Видно, бог против меня!»
С коротким рыданием она отшвырнула камчу, припала спиною к стене, зажмурилась, закрыла лицо руками, ожидая, что вот сейчас вцепятся в нее потные руки, повалят на камни…
Но торжествующий вопль бекштаков резко оборвался. Никто не бросился к Лизе, никто не хватал ее, не тащил, не бил. И она осмелилась взглянуть сквозь растопыренные пальцы.
Невольницы все так же валялись по углам двора, а все бекштаки и Гюлизар-ханым с ними простерлись ниц на камнях, словно над ними пронесся ураган.
Лиза изумленно огляделась, но во дворе не оказалось никого, кому могло быть оказано это неожиданное почтение. Она озадаченно опустила руки, и в этот миг на ее плечо что-то упало сверху. Она покосилась влево. Это был крошечный камушек, наверное, соскользнувший со стены.
Лиза вскинула голову. Да так и обмерла. Прямо над нею, на стене, стоял какой-то человек в шароварах из отливающей золотом парчи, в такой же безрукавке и сверкающей чалме.
Скрестив на груди руки, он холодно глядел на поверженных ниц воинов. Заметив, что Лиза подняла голову и уставилась на него, он перевел на нее взгляд; и вдруг мгновенная улыбка тронула его твердые, темные губы, окруженные тонкими усами. Стоя там, на стене, он казался невероятно высоким. И она все смотрела, смотрела на него, забыв об опасности, до боли закидывая голову и щурясь от игры солнечных лучей на переливчатой парче…
Легко и бесшумно, словно птица спорхнула с ветки, незнакомец спрыгнул со стены и стал рядом с Лизою.
