Элизабет Хойт - Обольстить грешника
Джаспер осторожно вошел в комнату. Его распирало от самодовольства, когда она сама предложила ему выйти за него замуж. Тогда он считал, не особенно об этом задумываясь, что у нее не было другого выбора. Что она не имела никаких шансов выйти замуж, и никто не делал ей предложения. Что он оказался ее последним шансом. Но теперь, живя с ней, развлекаясь с ней, занимаясь с ней любовью, Джаспер понимал: его тогдашние рассеянные размышления были до ужаса ошибочными. Она была остроумной и умной женщиной. Женщиной, разжигавшей в постели пламя страсти. Женщиной, которую мужчина может искать всю свою жизнь, но так и не найти. Но если он нашел ее… тогда он должен постараться удержать ее, чтобы она была рядом и счастлива.
У Мелисанды был выбор. Вопрос был в том, почему она выбрала его.
Джаспер подошел к ее комоду и выдвинул нижний ящик. В нем оказалась маленькая оловянная табакерка. Держа ее в руке, он выпрямился. В коробочке лежали все та же маленькая фарфоровая собачка и серебряная пуговица, но засушенная фиалка исчезла. Он перебрал все вещи: вместо фиалки лежало маленькое саше, крохотная веточка и несколько связанных вместе волос. Он взял веточку и осмотрел ее. Листья были узкие, почти как иголки, и по стволику вились мелкие цветы. Это была веточка вереска. Из Шотландии. А волос вполне мог быть его собственным волосом.
Он задумчиво смотрел на табакерку, когда позади него открылась дверь. Он даже не пытался скрыть свою находку. Странно, но он был рад, что она застала его здесь с этой табакеркой в руках.
Он повернулся и посмотрел Мелисанде в лицо.
— Возлюбленная жена моя.
Она тихо закрыла за собой дверь и перевела взгляд с его лица на табакерку.
— Что ты здесь делаешь?
— Пытаюсь кое-что узнать, — ответил он.
— Что же?
— Почему ты вышла за меня замуж.
Вейл стоял перед Мелисандой, держа в руке самые важные ее тайны, и задал ей наиглупейший вопрос, какой она когда-либо слышала.
Она растерялась, трудно было поверить, что он мог быть таким идиотом, и поэтому переспросила:
— Что?
Он шагнул к ней, по-прежнему сжимая табакерку длинными тонкими пальцами. Его волнистые, цвета красного дерева волосы были зачесаны назад и собраны в уже распушившуюся косицу, черты лица обострились, мешки под глазами свидетельствовали о бессонных ночах. Широкие плечи обтягивал красно-коричневый камзол с пятном на локте, на ногах были потертые башмаки. Еще никогда она так не злилась на человека, одновременно восхищаясь его красотой.
Как же он был совершенен в своем несовершенстве!
— Я хочу узнать, почему ты вышла за меня, моя единственная любовь, — сказал он, не замечая ничего вокруг.
— Ты что, так глуп?
При этих ее словах он наклонил набок голову и как будто с любопытством посмотрел на нее:
— Нет.
— Или безумие в крови вашей семьи? — высказала она предположение.
Он покачал головой, все, более приближаясь к ней:
— Нет, насколько мне известно.
— Значит, глупость — твое личное качество.
— Не думаю, что я глупее других мужчин. — Теперь Джаспер стоял прямо перед ней, приблизив лицо к ее лицу, слишком близко, слишком интимно.
— О да! — сказала она и с силой оттолкнула его. — Ты глупее.
Он и не пошевельнулся, черт бы его побрал! Он просто положил в карман табакерку и грубо ухватил Мелисанду за волосы. Откинул назад ее голову и приник горячими и влажными губами к ее шее.
— Скажи мне, почему ты вышла за меня замуж, — прорычал он, и она почувствовала колебания его голоса на своей коже.
— Ты самый глупый, самый тупой мужчина на свете. — Она снова толкнула его и, когда он не сдвинулся с места, забарабанила кулаками по его груди и плечам. — Самый слабоумный человек в истории человечества.
— Не сомневаюсь, — выдохнул он.
Казалось, ее муж даже не чувствовал ударов. Он оторвал кусок кружева от ворота ее платья и припал губами к ее груди.
— Так скажи мне почему, милая моя жена.
— Я следила за тобой, — тяжело дыша, ответила она, — годами. Я видела, как ты смотрел на женщин — пустоголовых хорошеньких женщин. Я видела, как ты выбирал тех, которых хотел. Я видела, как ты преследовал их, ухаживал за ними и соблазнял их. И я видела: когда они тебе надоедали, твои глаза начинали искать новых жертв.
Он оторвал кружево от лифа ее платья и, оттянув лиф и корсет, обнажил ее грудь, дотронулся до ее соска и затем припал к нему губами.
Она вскрикнула.
— Скажи мне…
Она взглянула на него, и в ней закипел гнев, ее губы кривились от боли.
— Я видела тебя, видела, как ты отводишь их в сторонку, видела, как ты шепчешь что-то им на ухо. Видела, как ты уходишь вместе с очередной женщиной, и знала, что ты положишь ее в свою постель.
Слезы струились по ее щекам, а он все еще смотрел на нее. Его взгляд был напряжен, а руки нежно ласкали ее грудь.
Не нужны ей его нежности. Рухнула стена, и все эмоции, которые она подавляла годами, вырвались на свободу. Она ухватилась за его плечи, опираясь на них, чтобы дотянуться и укусить его за ухо. Он отдернул голову и быстрым движением поднял ее. Она вскрикнула и кричала долго и громко, пока он нес ее к постели. Он сбросил Мелисанду на кровать, и она замолчала. Она не успела, и шевельнуться, как он уже лежал на ней и сильной рукой сжимал ее запястья.
В дверь постучали.
— Убирайтесь! — закричал он, не отрывая глаз от ее лица.
— Милорд! Миледи!
— Не смейте сюда входить! Слышите?
— Милорд…
— Черт бы вас побрал! Оставьте нас в покое!
Они оба прислушались, шаги лакея затихли. Тогда Джаспер наклонился и поцеловал ее в шею.
— Скажи мне…
Она выгнулась, но его ноги мешали ей подняться — она не могла найти опору.
— Все эти годы…
Он снял шейный платок и связал над головой ее руки.
— Все эти годы — что? Скажи мне, Мелисанда.
— Я видела тебя… — Она подняла глаза на свои связанные руки и подергала за платок. Он не поддавался. — Я следила за тобой…
— Перестань сопротивляться! — приказал он. — Ты себе что-нибудь повредишь, милая.
— «Повредишь»! — почти в истерике засмеялась она. Он достал из кармана нож и начал резать на ней одежду.
— Скажи мне…
— Ты спал с ними, с одной, потом с другой… — Она хорошо помнила глубокую острую боль ревности. Он снял с нее лиф платья. — Их было так много, что я не могла не сбиться со счета. А ты их считал?
— Нет, — тихо признался он.
Он стянул с нее юбки и бросил их на пол. Сняв с нее туфли, он также отшвырнул их.
— Я даже не помню их имен.
— Будь ты проклят! — Она была почти голой, на ней оставались лишь чулки и подвязки. Руки были связаны над головой, но ноги были свободны, и она ударила его по бедру.
