Лиза Клейпас - Объятия незнакомца
– Нет, дорогая.
– А ты, Макс? – спросила она, зная, что многие креолы сомневаются в эффективности американской системы правления. Макс усмехнулся и, протянув руку, привлек ее к себе.
– Я признаю демократию везде, кроме дома.
Она продолжала расспрашивать, даже когда муж на руках нес ее наверх:
– Ты полагаешь, придется пожалеть, что не стал сторонником месье Бэра?
– Возможно, если он преуспеет в захвате Луизианы.
Лизетта удивилась, почему Макс не проявляет особой тревоги.
– Если он добьется своего, ты можешь многое потерять, не так ли?
– Я буду снабжать людей продовольствием при любых обстоятельствах, – сказал он. – Не забывай, что территория переходила из рук в руки много раз и прежде. Ты сомневаешься в моей способности позаботиться о тебе?
– Нет, конечно, нет. – Лизетта обняла его за плечи и провела кончиком пальца от уха до шеи. – Ты плохо спал прошлую ночь, – прошептала она. – Тебе надо как следует отдохнуть.
Макс улыбнулся.
– Не стоит говорить об этом, мадам.
Он поставил ее около кровати и уткнулся лицом в шелковистые волосы, вдыхая их свежий аромат.
– Все, что мне нужно, так это нескончаемо любить свою жену. – Он обхватил руками ее шею, касаясь большими пальцами подбородка, и поцеловал в губы. Когда он оторвался от нее и опустил руки, она запротестовала, требуя продолжения.
Лизетта не очень ловко помогла ему раздеться, затем начала стягивать через голову свой пеньюар, слишком нетерпеливая, чтобы возиться с множеством пуговиц, на которые он был застегнут. Макс ухватился за блестящую ткань на ее бедрах и сдернул вниз, шепча, что у них достаточно времени, в то время как его руки начали расстегивать пеньюар сверху. Каждая освобожденная пуговица сопровождалась поцелуем, иногда быстрым и легким, а временами глубоким и продолжительным, пока обнаженная кожа на горле и груди Лизетты не приобрела розовый оттенок.
Макс осторожно опрокинул жену на кровать. Вытащив из-под плеч ее волосы, он раскинул их огненно-красным нимбом. Лизетта наблюдала из-под полуприкрытых глаз и застыла при виде темного, напряженного лица, взъерошенных черных волос и широкой груди. Его большая ладонь нежно скользила по ее телу, по тонкому белому шелку пеньюара, по округлому бедру, поднимаясь к груди.
Тяжело дыша, она попыталась сама расстегнуть халат, отчаявшись дождаться, когда он прикоснется к ее обнаженному телу. Он отвел ее руки в стороны и не спеша целовал, продолжая расстегивать остальные пуговицы. В ответ она нежно мурлыкала, чувствуя желанное освобождение от тонкой ткани. Ее ладони скользили по его мощной спине, лаская твердые мышцы, вызывая дрожь и легкую испарину на гладкой коже. Затем он высвободил ее руки из рукавов и потянул за складки шелка, выпутывая Лизетту из одежды, скрывающей от него ее тело.
Макс был нежен с ней, как никогда прежде. Нежнее, чем в ту ночь, когда лишал ее невинности. Он провел кончиками пальцев по ее животу и ниже до колен, затем вверх по внутренней стороне бедер, а она страстно изогнулась навстречу ему.
Лизетта почувствовала, как его пальцы скользнули по входу в ее тело и по пушистой поросли.
– Моя красавица, – прошептал он, лаская ее, пока она не раскрыла бедра. – Ты так хороша… – В ответ Лизетта тихо застонала, и его пальцы нырнули внутрь, во влажную теплоту, продвинувшись глубже в бархатистый проход.
Его губы блуждали по ее плечу до изгиба в локте.
Дрожа от возбуждения, Лизетта повернулась и прижалась к его груди. Затем подняла бедро и закинула на Макса, поймав его в сладостную ловушку.
– Я люблю тебя, – сказал Макс с дрожью в голосе. – О Боже… я не знал, что можно так любить.
Лизетта прижалась губами к его горлу.
– Возьми меня, – нетерпеливо прошептала она. – Скорее…
Макс положил ее на спину, но вместо того, чтобы устроиться между ее бедер, он склонился над ней. Лизетта удивленно отпрянула, почувствовав его губы на своем животе. Дыхание Макса коснулось влажной впадины. Она дрожа пыталась отстранить его голову, но вместо этого он двинулся ниже, не замечая ее смущения.
Затем его голова оказалась между ее бедер, и Лизетта уже не противилась, дрожа от страсти, потрясенная удивительным ощущением его языка. Казалось, она вся растворилась под этой лаской.
– Хватит, – услышала она собственный стон, и ее тело задрожало, стараясь избежать сладостной агонии. Но его руки крепко держали ее бедра в том положении, приближая нарастающую волну возбуждения, которая охватила ее с невероятной силой, и Лизетта прерывисто закричала, вцепившись пальцами в его волосы и упираясь пятками в бока мужа. Куда бы она ни повернулась, он не отрывался от нее, доводя до экстаза. Лизетта чувствовала себя разбитой и не могла пошевелиться.
Пронзительное блаженство начало спадать, и она протянула к Максу руки, не желая отпускать его. Лизетта крепко обвила его шею, притягивая к себе, и стала тихо стонать, покрывая поцелуями его лицо и шею. Он заставил ее замолчать солоноватым поцелуем, прижался к ней всем телом и проник в нее, не в силах больше сдерживать свою страсть. Макс лихорадочно шептал ее имя, дрожа всем телом.
Позже Лизетта вытянулась поверх его тела, в то время как его руки ласково гладили ее спину и ягодицы. Усталый и насытившийся, Макс был не в силах поправить покрывала или добраться до подушек.
– Макс, – сонно прошептала Лизетта.
В ответ из его груди донеслось расслабленное:
– М-м?
Ее губы отыскали плоские соски среди густой поросли на его груди, и она поцеловала их.
– Если и существует что-нибудь, кроме того… что мы только что делали… то я больше ничего не хочу…
Он начал расправлять длинные локоны ее волос на своей груди и шее.
– Почему?
– Я не вынесу этого.
Шепча что-то о том, как она мила и глупа, Макс притянул к себе ее голову и крепко поцеловал.
* * *Казалось, не так уж много надо, чтобы в семье хотя бы на время воцарилось спокойствие, но, по-видимому, этому не суждено было сбыться. Теперь произошли неприятности с Филиппом по дороге на урок фехтования. Предполагалось, что Жюстин пойдет с ним, но тот, как обычно, решил провести это время с Мадлен Сипион. В последние недели девушка проявляла интерес не только к Жюстину, но также и к Филиппу, и оба уже устали ссориться из-за нее. Сейчас Жюстин стал единственным, кому она отдавала предпочтение.
Когда Филипп спешился и пошел в зал фехтования к учителю Наварре, до него донеслись неясные голоса. Как всегда, его голубые глаза не поднимались от земли, а мысли витали в облаках, вдали от повседневной действительности. Жюстин часто насмехался над тем, что брат – мечтатель, а не реалист.
