Марина Друбецкая - Продавцы теней
Тут в центр зала выставили пустой стол и начались чтения. Первым вышел Хлебников с ворохом бумаг и папок. Все стихли. Ленни отскоблила от себя лысого и, отодвинув от столика свой стул, приготовилась слушать. Она любила тексты Хлебникова, многое знала наизусть.
Хлебников между тем искал в своих бумажках нужный черновик — не обращая внимания на аудиторию, он пытался рассортировать на столе обрывки бумаг, блокноты, нотные листы, брал из них что-то наугад, откладывал, страницы планировали под стол, и он лез за ними. Попробовал что-то произнести наизусть, но, видимо, не узнал звука собственного голоса и снова полез в карманы, откуда извлек новые клочки. Никто особенно не скандалил: публика не первый раз присутствовала при подобной ненадуманной клоунаде. Просто за столиками в глубине зала громче застучали стаканы, вилки и голоса.
Ленни зачарованно смотрела на Хлебникова — она бы и хотела помочь ему, но было общеизвестно, что это бессмысленно, помощь он не принимает, — и думала о том, что он воплощает в себе идеального персонажа ее пока не снятого фильма. Человека, который погружен в изменчивый мир, живет врасплох и ловит трепет мгновения в свои неостановимо обновляющиеся новые слова. Здорово! «Может быть, тоже написать манифест? — подумала Ленни, когда Хлебников, разложив наконец слова в интересующем его порядке, ушел с ними со сцены, так ничего и не произнеся. — Что-то вроде: я освобождаю себя от неподвижности человеческой, в непрерывном движении приближаясь к предметам и удаляясь… камера — глаз… взгляд управляет миром, а не наоборот».
— Слушайте, Анатольев, а ведь мне надо в кинотеатр! Который час? — встрепенулась Ленни.
Но само собой стало ясно, что выбраться из кипящей лачуги будет сложно: на улице стемнело, а щедрый Бестеренко принес супницу с лапшой. Еще через полчаса Ленни уже спорила с рыжеволосым великаном, известным тем, что устраивает «букво-спектакли», во время которых чтение сопровождается показом букв и слов с помощью гуттаперчевого тела:
— Вы ассоциируетесь у меня с буквой «з», — наседал на нее рыжеволосый, держа на отлете ложку с лапшой. Ленни так и видела, как она полетит сейчас на голову лысому. — И знаете почему? Потому что «з» — самая скоростная буква алфавита, самая стремительная. «З» — это аэропрыткие салазки, у них полозья сами знаете какие — космические двигатели. Идите в мою футур-труппу, о Елена кинетическая! Не хотите в труппу, давайте я пойду к вам в натурщики — сделаем серию «живой алфавит»! — неожиданно деловито заключил рыжий.
— Нет, в натурщики — это к господину Эйсбару, — неожиданно серьезно ответила Ленни. — Меня интересует другое. Меня интересует киносъемка в движении — вся жизнь врасплох. Я слышала, существуют киноавтомобили — могут работать по принципу пожарной команды. Съемка где угодно и когда угодно по дуновению ветра. Проекционный аппарат приводится в движение от холостого хода автомобиля. Взять с собой экран несложно. Проявочную тоже можно оборудовать в фургоне. Вот если бы зафрахтовать целую стаю и двинуться куда глаза глядят — утром приезжаешь в городок, выбираешь точки съемки, людей, снимаешь, проявляешь, а вечером показываешь местным жителям хронику про них же. Вот это да! Тогда люди узнали бы, что такое кино на самом деле! — Ленни говорила так громко, что в кабинет стал набиваться народ, решив, что сюда переместились чтения. Какая-то длинноволосая девица улеглась у Ленни в ногах на манер русалки и показывала дурную пантомиму — то крутит рукой невидимую ручку невидимой кинокамеры, то вращает глазами, изображая «старое кино».
— Меня, меня возьмите с собой, — ныл Неточка. — Я работал киномехаником. Нет ходь-бе! Нет старой филь-ме!
Рыжеволосый оттирал его от стола. Лысый выспрашивал у Ленни, где она предполагает в киноавтомобилях устроить душевую кабину. Анатольев молчал, глядя на былую подопечную с интересом.
— А знаешь, милая худышка, не такая уж это плохая идея. Совсем. Это даже не идея, а проэкт! При должном финансировании со стороны нашей ретивой Думы можно запустить и кинопоезд — с целыми вагонами-залами, проявочными комнатами, но это позже. А вот автокинопробег, скажем, колонна из трех машин… Да-с! Такая маленькая у тебя головка, Элеонора, а сколько мыслей в ней полезных — и мобильных!
Ленни зарделась. Сложила руки крест-накрест и победно оглядела стол.
Еще через полчаса они с Анатольевым сидели в другом кафе — «Питтореске» на Кузнецком мосту — под знаменитым стеклянным потолком, расписанным Якуловым алыми петухами. Напротив, на не менее знаменитом сафьяновом табурете в форме неведомого животного, сидел Николай Дмитриевич Филиппов, владелец «Кафе поэтов» и «Питтореска». Худой серьезный господин с аккуратно подстриженной бородкой, скорее похожий на чужестранного профессора, чем на известного всей Москве «булочника», который заказывал интерьеры для своих кафе, контор и магазинов художникам самых разных направлений и был щедр на материалы и гонорары.
— Киноавтомобили? Небольшая колонна… — задумчиво повторял он уже пятый раз, то и дело поднимая глаза к потолку, по которому мимо красных петухов мчались васильково-синие кони — бешеные и в то же время прозрачные краски создавали эффект шелка, за которым чернело небо из восточной сказки.
Ленни уже разыграла перед Филипповым не одну сцену из жизни киноавтоколонны: как оператор и режиссер-моменталист появляются в гимназии маленького городка и снимают удивленных учеников; потом мчатся на местную фабрику тканей и фиксируют, как оживает в щупальцах ткацких машин полотно; потом оказываются случайными свидетелями ссоры влюбленных на улице, ветер срывает с девушки шляпу, та бежит за ней, пытается поймать, а потом, будто улетевшая шляпа — знак непредсказуемого поворота жизни, — машет на нее рукой, разворачивается и быстрыми шагами уходит от своего спутника, тот бежит за ней…
Филиппов по ходу повествования Ленни вопросительно посматривал на Анатольева. А тот лишь складывал губы бантиком и удовлетворенно кивал, делая глазами знаки: «слу-ша-ем вни-ма-тель-но, и-бо де-ло че-ло-век го-во-рит».
— …а в конце дня выясняется, что у этой пары свадьба в местной церкви, и взгляд камеры провожает их в церковь… — выдохнула Ленни неожиданно подвернувшийся конец истории.
— А буквально на следующий день киножурнал «Городок» будет готов, поскольку проявочная и монтажная едет в той же автоколонне, и фильма может быть показана как местным жителям, так и стать частью большой документальной кинокартины, которую к финалу мы будем иметь, — закончил Анатольев и гордо поправил свой бархатный фиолетовый бант. — Впрочем, признаюсь, съемка в пути — большая фантазия. Но такая фантазия, которая не заставит ваши деньги краснеть, Николай Дмитриевич. — И Анатольев мечтательно завел глаза к расписному потолку.
