Грегор Самаров - На берегах Ганга. Раху
Гастингс поднял пику и сильным взмахом вонзил ее в брюхо кабана, быстро вытащив для нового удара. Кабан пошатнулся, но сейчас же обернулся для нападения, стараясь клыками задеть ноги лошади. Гастингс быстро повернул лошадь, обогнув зверя, воображавшего, что он избавлен от преследователя, вторично всадил в него пику. Кабан повалился, раненный насмерть. Другие охотники подъехали и докололи его. Клыки поднесли Гастингсу.
Когда все вернулись в веселом возбужденном настроении к охотничьему дому, где повара приготовили роскошный обед, вдруг появился сэр Элия Импей, приехавший из Байзабада. Он решил сделать визит губернатору и королю. Судья шепнул несколько слов Гастингсу, и тот, не изменяя веселого выражения лица, поднялся и почти насильно увел короля с собой в кабинет. Асаф-ул-Даула, после прохладительных напитков и шампанского не склонный к серьезным разговорам, с недовольным ворчанием опустился в кресло.
Сэр Элия Импей рассказал, что он наложил штраф в миллион фунтов на знатных бегум.
— Очень сожалею, — сказал Гастингс, — хотя, думаю, что знатные бегум достаточно богаты для уплаты такой суммы.
Король слушал внимательно.
— Они действительно достаточно богаты и могут заплатить гораздо больше.
— Надеюсь, мой друг, — продолжал Гастингс, — что вы оказали знатным бегум все уважение, подобающее высокому положению матери и бабки нашего высокого союзника?
— Конечно, конечно, — отвечал Импей. — Я уверен, что они не могут пожаловаться на нас, но я должен сказать, что придворные княгинь, Магомед-Вахид и Бабур-Али, к сожалению, ничем не хотят облегчить трудности положения: они отказываются платить, отказываются дать ключи от казны и даже отказываются сказать, где она находится.
— Плохо, — покачал головой Гастингс, строго взглянув на Асафа. — Их поведение очень затрудняет положение. Я уже радовался, что могу избавить его высочество от жертвы, как он говорит, очень тяжелой для него, но теперь, раз нас самих заставляют обстоятельства, я принужден просить ваше высочество о доставлении требуемой суммы.
— Как? — возмутился король. — Я должен платить штраф за преступление, совершенное от имени бегум? Этого никогда не будет. Непокорные слуги нарушают свой долг не только относительно их повелительниц, но и относительно меня, их высшего правителя!
— Вы правы, — согласился Импей, — но если они сами не исполняют своего долга, то я не могу их к этому принудить. Я их посадил под арест, но не сломил их упрямства.
Жестокая улыбка заиграла на губах Асафа-ул-Даула.
— Ваша власть, сэр, может быть, исчерпана, но я властитель в моем государстве и имею право принудить к повиновению непокорных слуг. Я докажу, что имею власть над ними!
— Каково бы ни было решение вашего высочества, — заметил Импей, — я покорнейше прошу выдать мне приказание, что вы по законам вашей страны намерены предпринять относительно моих заключенных, так как я могу применять только английские законы.
Король хлопнул в ладоши и приказал слуге позвать полковника Мартина. Немедленно принесли пергамент, перо, и полковник Мартин написал под диктовку Асафа следующее: «Сэр, так как набоб решил подвергнуть телесному наказанию находящихся у вас под арестом заключенных, то желательно, чтобы его офицеров допустили к заключенным и предоставили им действовать по их усмотрению».
— Вот, — отдал Асаф бумагу Импею. — Этого достаточно?
— Достаточно, — отвечал Импей, с глубоким поклоном принимая документ.
— Я дам вам двух офицеров, которые сумеют исполнить мое приказание. Но довольно говорить о делах… Вернемся за стол…
Он поднялся не совсем твердо, взял под руку Гастингса и повел его к обществу, которое, благодаря напиткам и шампанскому, становилось все веселее. Танцовщицы, приехавшие в закрытых паланкинах, начали представление, веселье делалось все развязнее, пока наконец Асафа-ул-Даулу не унесли в его спальню. Всем пришлось идти на покой. Рано утром опять предстояла охота.
Сэр Элия простился с Гастингсом, чтобы еще ночью вернуться в Байзабад.
— Вы уверены, что ваши заключенные послушаются набоба? — спросил Гастингс.
— Не совсем. Эти азиаты так упорны в сопротивлении, что достойны удивления.
— Тогда надо принудить княгинь.
— А как же совместить принуждение с почтением, которое мы обязаны оказывать? — спросил Импей.
— Подумайте хорошенько, мой друг, — холодно улыбнулся Гастингс. — Княгини неуязвимы, их нельзя ни тронуть, ни лишить свободы.
— Тогда какое же возможно насилие?
— Мне кажется, — намекнул Гастингс, — что у человека есть и другие потребности, кроме неприкосновенности его тела.
Импей молча пожал ему руку и отправился в обратный путь со своим эскортом, к которому присоединились два офицера набоба, снабженные инструкциями полковника Мартина.
VII
Магомед-Вахид и Бабур-Али, все еще содержавшиеся в заключении, при жарком климате особенно мучительно ощущали недостаток свежего воздуха. Здоровье избалованных сановников страдало от отсутствия тех удобств, к которым они привыкли, и от грубой пищи слуг, выдававшейся им. Крайне важные, тщательные и сложные в Индии одевания и омовения им делать запретили, лакеи и цирюльники не имели к ним доступа. Единственным отдыхом оставалась игра в шахматы, но и та уже надоела. Они просили хоть час прогулки на воздухе и ванну, но им отказали.
Мистер Раутон, английский резидент при дворе набоба, посланный в Байзабад для содействия верховному судье своим знанием языков, настоятельно ходатайствовал за облегчение заключения известных и высокоуважаемых сановников. Английский офицер, начальник караула, ручался, что побег арестантов немыслим при его надзоре, но верховный судья отклонял все просьбы, говоря, что он должен действовать по закону и что от самих заключенных зависит немедленно получить свободу, подчинившись приговору суда. Каждое утро являлся секретарь сэра Элии, предлагая заключенным указать место хранения казны и выдать ключи, но безуспешно, и княгини, которых почтительно посещал сам сэр Элия, тоже отказывались от выплаты требуемой суммы.
Сэр Элия вернулся из поездки почти незамеченным. На другой день он пригласил мистера Раутона и отправился с ним в караульную комнату рядом с помещением заключенных, где предъявил резиденту и начальнику караула бумагу полковника Мартина.
— Меры, принятые нами против слуг высоких бегум, не ограждают их от власти и суда набоба, их повелителя, — сказал он. — Мы сделали, что нам предписывает закон и будем и дальше строго держаться его, но мы не можем отнять у набоба права делать то, что он признает нужным по своему усмотрению и по законам своего государства, поэтому мы должны допустить присланных набобом офицеров.
