Адель Эшуорт - Зимний сад
Томас приехал в Марсель! Он приехал к ней. Внезапно неважным стало то, что он ее обманывал, что они расстались врагами. Важно, что они теперь вместе. Томас приехал в Марсель за ней, и все снова будет замечательно.
Несколько секунд спустя она почувствовала, что он стоит у нее за спиной, и дрожащим от волнения и желания голосом тихо проговорила:
– Я ждала тебя, Томас.
И эти слова, в сущности те самые, которые он произнес несколько месяцев назад на заднем дворе коттеджа в Уинтер-Гарден, в тот день, когда приехала Мадлен, стоили всех его страхов, всех страданий, которые он переносил в течение многих недель, с тех пор как она от него уехала.
Ноги Томаса после долгого, утомительного путешествия дрожали, во рту пересохло. Он чувствовал себя страшно уставшим, но продолжал стоять за ее спиной, не зная, что дальше делать.
– Какой чудесный денек, – пришла Мадлен ему на выручку. Голос ее слегка дрогнул, однако она тотчас же взяла себя в руки.
– Чудесный, – повторил он хрипло.
Глубоко вздохнув, Мадлен подставила лицо солнцу.
Желание дотронуться до нее стало непреодолимым, и Томас, протянув руку, робко коснулся ладонью обнаженного плеча Мадлен, ее такой теплой кожи.
Быстро опустив голову, она потерлась щекой о его руку.
– Мадлен...
– Подойди и сядь со мной, Томас, – тихо попросила она, слегка подвинувшись, чувствуя, что самообладание вновь вернулось к ней. – Я так по тебе тосковала.
Это были самые прекрасные слова, которые ему доводилось слышать за всю жизнь.
Не глядя ей в лицо, Томас тяжело опустился на чугунное сиденье и взглянул на плавающих на пруду уток.
Несколько минут прошло в молчании, Томас с Мадлен сидели рядышком. Он чувствовал тепло ее тела, отметил про себя, как желтый цвет ее платья, подол которого касался его ноги, выгодно оттеняет темно-синий цвет его повседневного костюма. Но самым приятным было то, что впервые за шесть лет, прошедших со времени приключившегося с ним несчастья, он почувствовал, как на душу его снизошли мир и покой.
– Я все еще на тебя сержусь, – решительно проговорила Мадлен, прервав его мысли.
Томас глубоко вздохнул и ответил:
– Я знаю.
Еще минута прошла в молчании. Наконец Мадлен прошептала:
– Что мы будем делать?
– А чего бы тебе хотелось?
Он почувствовал наконец, что она смотрит на него, и решительно повернулся к ней лицом. В ее бездонных глазах стояли тревога и отчаянное желание, чтобы все было хорошо. Томас едва сдержался, чтобы не обнять ее и поцелуем рассеять все се страхи. Пока еще для этого слишком рано.
– Я не могу выйти за тебя замуж, – тихо проговорила Мадлен.
– Почему? – с замиранием сердца прошептал Томас. Покачав головой, Мадлен опустила глаза и, заметив на рукаве сюртука ниточку, сняла ее и сказала:
– Ты же граф, Томас. Граф! Если бы я вышла за тебя замуж, я бы стала графиней. А какая из меня графиня...
– Как это какая! – воскликнул Томас. – Да никому лучше не подойдет этот титул, чем тебе, Мадлен!
Его горячность смутила Мадлен. Она рассеянно затеребила бледно-желтое кружево на платье и опустила глаза.
– Надо мной будут смеяться. Я ведь француженка, а чтобы носить английский титул...
Как ни обоснованны были страхи Мадлен, для Томаса они ничего не значили.
Вздохнув, он перевел взгляд на пруд и проговорил:
– Мадлен, если ты выйдешь за меня замуж, ты будешь не какая-то абстрактная графиня, а моя жена, моя графиня, и не важно, что подумают люди. Откровенно говоря, мне даже приятно будет видеть, как, например, Пенелопа Беннингтон-Джонс будет приседать перед тобой в реверансе. Эта картинка лишь укрепит мою уверенность в том, что во вселенной все в порядке. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Хочу, чтобы мы с тобой были счастливы. Ничего большего я в жизни не хотел. – Томас посмотрел в полные слез глаза Мадлен. – Я люблю тебя, – страстно прошептал он, касаясь ладонью ее влажной щеки. – Я любил тебя так долго, что уже не помню то время, когда жил без любви к тебе. Так будет и впредь. И поскольку я так сильно тебя люблю, мне хочется сделать все, чтобы быть с тобой. Если не хочешь становиться английской графиней, я передам свой титул сыну с самыми наилучшими пожеланиями, а сам проживу до глубокой старости с тобой во Франции. Или в Америке. Или, скажем, в Турции. У меня есть деньги, Мадлен. Единственное, чего мне хочется, это быть с тобой, говорить с тобой, играть с тобой в шахматы и любить тебя всю свою жизнь. Все остальное не имеет значения.
– У меня будет от тебя ребенок, Томас.
Томасу потребовалось некоторое время, чтобы сказанное до него дошло, и когда наконец это случилось, он едва не расплакался перед Мадлен. Он смотрел на нее во все глаза, сердце стучало в груди как бешеное, в горле пересохло.
– Ты хочешь его? – прошептал он, зная, что, если она скажет «нет», это причинит ему острую боль, и в то же время понимая, что должен спросить. Должен знать правду.
Мадлен ласково ему улыбнулась сквозь слезы. Губы ее дрожали. Поцеловав его в ладонь и прямо глядя ему в глаза, она проговорила:
– Как я могу не хотеть и не любить его, если его подарил мне ты? Я чувствовала, что ты меня любишь, когда мы зачали этого ребенка. И даже если бы ты сегодня не приехал и не приехал вообще никогда, я бы всегда его нежно любила и бережно растила.
Томас был не в силах вымолвить ни слова. Он терял остатки самообладания. Мадлен прикоснулась к руке Томаса, которую он по-прежнему не отрывал от ее щеки.
– Я люблю тебя, – прошептала она. – Я знала это еще до того, как уехала из Уинтер-Гарден, но не знала почему. Мне потребовалось прожить без тебя все эти долгие недели, чтобы наконец понять, что я полюбила тебя не только за твою чуткую душу, ум и красоту, но и за то, что ты любишь меня. – В глазах ее вспыхнул огонь. – Еще никто и никогда не любил меня просто так, без причины, Томас, не принимал меня такой, какая я есть. А ты это сделал, и я ощущала твою любовь все время, пока находилась с тобой. И я не хочу лишиться этой любви.
О подобном признании Томас и мечтать не смел. Обняв Мадлен, он крепко прижал ее к своей груди, и она прильнула к нему. Солнце играло в ее волосах, пахнувших свежестью, и запах этот пробудил в его душе сладостные воспоминания и наполнил ее радостными, счастливыми надеждами.
– Я купил коттедж «Хоуп», Мэдди, – прошептал Томас, касаясь губами ее виска.
– Я так рада, – прошептала Мадлен в ответ. Несколько секунд спустя он пояснил:
– Знаешь, я не потому не хотел пускать тебя в туннель дома барона Ротбери, что считаю некомпетентной в нашем деле. Я не хотел, чтобы нас с тобой считали причастными к его аресту. Мне не хотелось, чтобы жители деревни узнали, что мы с тобой работаем на английское правительство, потому что я рассчитывал, что мы будем продолжать нашу деятельность, живя в Уинтер-Гарден долгие-долгие годы, в том самом маленьком коттедже, где ты в меня влюбилась. Мы бы играли с тобой в шахматы, занимались любовью на стареньком коричневом коврике перед камином, сидели на скамейке у озера, любуясь закатом.
