Кристина Додд - Соблазненная принцем
Потом мужчины угомонились и принялись петь, но стали засыпать один за другим, пока не остались только Данел, Просперо и Рауль, которые, подбрасывая в костер хворост, невесело разговаривали о перспективах Рауля на будущее.
— Тебе придется жениться. Я имею в виду… ну, ты понимаешь… в церкви, с архиепископом, с цветами. Не так, как…
Он махнул рукой куда-то в сторону леса.
— Нет, — ответил Рауль.
— Ты король, — гнул свою линию Данел. — Тебе надо побеспокоиться о продолжении рода.
— Данел, ты его кузен, — заметил Просперо. — Престол может унаследовать твой сын.
— Это мое проклятие: все женщины хотят переспать со мной, но единственная, которая имеет для меня значение, не желает выходить за меня замуж.
Данел в отчаянии покачал косматой головой.
— Селеста не хочет выходить за тебя замуж? — спросил Просперо.
— Умная женщина, — сказал Рауль.
Просперо фыркнул.
— Выйдет только при условии, что я буду хранить ей верность. А эта женщина чует обман за милю. Нет уж, увольте, — вздохнув, сказал Данел. — Пусть Сейбер сам делает следующего короля. Какая-нибудь красивая молодая принцесса из Верхней Брасконии с радостью выйдет замуж за такого красивого молодого жениха.
— Нет, — сказал Рауль.
— Где находится Верхняя Браскония? — спросил Просперо.
— Я сам придумал эту страну, — ответил Данел.
— Нет, — повторил Рауль. — Или Виктория, или никто.
Просперо и Данел мрачно уставились на него.
— Ты не из тех мужчин, которым на роду написано прожить в одиночестве, — сказал Данел, подбрасывая в огонь палку.
Рауль ценил их заботу, но…
— Со мной все в полном порядке, не так ли? Разве я плохо выполняю свои обязанности? Разве я не распределял продовольствие, не помогал фермерам, не оказывал гостеприимства богатым туристам и не приветствовал прибывающих к нам глав государств?
Просперо вдруг вскочил, затряс ногами и принялся хлопать себя по заду.
— Проклятые муравьи!
Рауль рассмеялся. Видите, он еще может смеяться! С ним все в порядке.
— Придется избавиться от них, — сказал Просперо и бросился в лес, по дороге снимая с себя штаны.
Рауль увидел возможность сменить тему разговора. Он встал и пошел в лес в противоположном направлении.
— Надо отлить, — сказал он.
— Мне, пожалуй, тоже, — сказал Данел.
К большому неудовольствию одного из чутко спавших мужчин, Данел доковылял всего лишь до края поляны.
Закончив свое дело, трое мужчин вернулись к костру.
— Пожалуй, мне пора забираться под одеяло, — сказал, потягиваясь, Рауль.
— Э-э, нет, ваше величество!
Просперо и Данел взяли его за руки и снова усадили.
Рауль вздохнул.
— Помните Англию? Холодную, дождливую, отвратительную Англию? Помните, как мне совсем одному пришлось поехать в Англию, когда мне было всего одиннадцать лет? Я привык быть один. Я могу с этим справиться. Со мной все в порядке.
— Да-а, мы это видим, — сказал Данел и подбросил на угли еще хворосту.
Рауль наблюдал, как вверх взметнулся сноп искр, затерявшихся среди звезд. Интересно, видны ли звезды в Англии или там уже начались осенние дожди?
— Не понимаю я женщин, — сказал Данел, усаживаясь поудобнее. — Мне казалось, что мисс Кардифф любит тебя.
— Черт возьми, и Хейда думала, что она его любит, — кивнув, сказал Просперо. — А она в этом деле разбирается.
— Мои женщины тоже так думали.
— И после этого уехать… вот так… стоило этому сукину сыну Джонсону появиться здесь…
Просперо взял кувшин с элем и отхлебнул из него.
— Пить из кувшина не положено. Дай-ка его мне, — сказал Рауль, потом добавил: — Какого черта?
И, сделав большой глоток горького напитка, передал кувшин Данелу.
Данел выпил, утер подбородок и спросил:
— Что она сказала, Сейбер, в свое оправдание?
Раулю не хотелось говорить об этом. Воспоминания об отъезде Виктории месяц назад сразу же после появления мистера Джонсона в тронном зале все еще причиняли сильную боль. Ему не верилось, что все это произошло. Как он сказал ей во время церемонии передачи права собственности, веревка, связывающая их, была завязана слишком крепко, так что если ее разрезать, пострадают оба.
Рауль не знал, страдала ли она, но сам он страдал.
— Она говорила, что любит меня, — сказал он.
Кувшин был все еще в руках Данела, так что Рауль взял бурдюк с вином и долго пил из него, сознавая, что никакое количество алкоголя не поможет ему избавиться от страданий.
— А что она ответила, когда ты сказал, что любишь ее? Неужели она не поняла, какую честь ты ей оказываешь? — возмутился Просперо.
И рыгнул. Потом, прижав кулак к животу, усмехнулся и снова рыгнул достаточно громко, чтобы недовольно заворчали спавшие мужчины. Повернув голову на запад, он заорал, потрясая кулаком:
— А этого не хочешь ли, костлявая англичанка, которая считает, что наш король недостаточно хорош для нее?
— Это не плохие манеры, а просто хороший эль, — сказал Данел, ткнув Просперо под ребра.
Оба разразились хохотом. Потом снова вернулись к своим вопросам.
— Ладно, — сказал Просперо. Он поставил локоть на колено, подложил кулак под подбородок и пристально посмотрел на Рауля. — Итак, что она ответила, когда ты сказал, что любишь ее?
— Я ей этого не говорил.
Рауль поздравил себя с тем, что говорит коротко и по существу.
Оба мужчины повернулись к нему, как будто сидели на металлических пружинах. Они молчали около минуты, потом Просперо громко спросил:
— Ты ей этого не говорил?!
— Она любит Англию. Она считает, что это единственное цивилизованное место на земле.
— Она оставила тебя ради Англии? — недоверчиво спросил Просперо.
— Нет. Не ради Англии. По другим причинам. Все довольно сложно. Она не хочет выходить замуж, потому что ее отчим жестоко обращался с ее матерью.
Это была правда. Сейбер обрадовался, что знает об этом.
— Ты ей не сказал?
Для закоренелого холостяка Данел слишком уж сильно возмутился.
Когда Рауль вспомнил, как он схватил ее за запястье и потребовал объявить свои намерения, ему стало не по себе. Потому что она снова сказала, что любит его. А потом он…
— Я попытался сказать, как много она для меня значит. Она мне ровня — нет, она лучше меня! — по уму, по сообразительности, по умению обращаться с людьми… и с детьми. Все они ее любят.
— Ты сказал ей, что тебе нравится ее умение обращаться с людьми? — спросил Данел, шлепнув себя по лбу.
— Я сказал ей также, что для меня нет женщины, равной ей в постели!
