Элизабет Чедвик - Зимняя мантия
Симон забыл про скуку и повернулся к аббату с живым интересом.
– И куда вы направились?
– В святой город Иерусалим, – с ноткой гордости в голосе произнес монах. – И таких людей тоже немного. Некоторые собираются, но потом оказывается, что уже поздно, уже нет сил, чтобы выдержать путешествие. Разумеется, сейчас бы и я не смог. Сомневаюсь, что со своей хромой ногой я бы добрел до пролива. – Ингалф наклонился и потер больную ногу. Симон не сводил с него глаз.
– Какой он – Иерусалим? – жадно спросил он и налил себе еще вина, чтобы взбодриться.
Ингалф улыбнулся.
– Золотом не вымощен, как скажут вам некоторые, но он золотой по-своему – весь солнечный. Ходить по пыли, по которой когда-то ходил Христос, – самое сильное воспоминание для каждого человека. Я видел место, где был похоронен Господь.
Ингалф рассказывал о великих византийских городах с фонтанами; о землях, пахнущих экзотическими пряностями, и жаре и пыли, каких Симон никогда не знал. Симон завороженно слушал.
– Разумеется, все это надо увидеть собственными глазами, – заключил уже охрипший Ингалф. Еще две чаши вина – и он начал говорить невнятно. – Пока вы для этого еще достаточно молоды. Путь трудный, полный опасностей.
– Я хотел бы, – признался Симон. – Еще ребенком я мечтал ступить на другую землю.
Аббат скептически улыбнулся.
– Может быть, вы поедете, а может быть, и нет. Я знавал многих людей, даже женщин, кто с горящими глазами клялся, что увидит Иерусалим. Но мечтать легче, чем делать. Мне было проще. У меня не было хозяина, и я не мог вернуться на королевскую службу. У других более прочные цепи. – Он поднял взор и оглядел зал. – Вам, милорд, придется со многими распрощаться.
Симон кивнул, глаза его потускнели, но искорка в них еще осталась.
– Это так, и я понимаю, что пока не время, но семя уже дает плоды. Я обязательно там побываю.
Аббат кивнул. Он поднял чашу, увидел, что она почти пуста, и поставил ее, не наполнив.
– Вино говорит так же много, как и человек, – заметил он. – Не всегда стоит обращать внимание на старого дурака, распустившего язык.
– Не всегда, – согласился Симон, – но разве зря говорят in vino Veritas?
– А, вы знаете римские пословицы? – улыбнулся Ингалф. – Истина в вине. Может быть, в итоге вы и преуспеете. – Он с трудом поднялся на ноги, морщась от боли. – Боюсь, мне сейчас предстоит другое паломничество – в уборную.
После его ухода Симон некоторое время сидел один. Рассказы аббата пробудили его былую непоседливость, которая до поры до времени как бы пряталась на дне глубокого озера.
Теперь она бурлила в крови месте с вином.
Была уже глубокая ночь, когда все отошли ко сну. Поскольку Симон и Матильда предоставили свои покои молодоженам, они легли на женской половине вместе с другими гостями.
– О чем это вы с Ингалфом так долго беседовали? – спросила Матильда, обнимая Симона.
– Гмм? – Он немного повернулся. – Он рассказывал мне о своей жизни до того, как стал монахом. Он служил при дворе, потом совершил паломничество. – Голос Симона был сонным и намеренно безразличным. Он знал, что Матильду не обрадует его желание стать паломником. Она решит, что он ее бросает. Кроме того, он понимал, что пока это всего лишь разбуженная мечта. Он взял ее за руку и сделал вид, что уснул. Через минуту он и в самом деле спал.
Утром Матильда и Симон сидели во главе несколько поутихшего стола. Молодожены еще не выходили, и только самые выносливые из гостей нашли в себе силы добраться до стола, чтобы позавтракать хлебом, сыром и разведенным вином. Матильда не выспалась, но накануне она пила мало, так что чувствовала себя хорошо. Симон же был весь зеленый, и ей пришлось поить его настойкой из коры ивы, чтобы снять головную боль.
– В моем возрасте надо быть разумнее, – простонал Ингалф и грустно взглянул на Симона. – Ваше вино слишком крепкое и вкусное, милорд. Я же привык к воде и элю.
Матильда подумала, что он лукавит. По своему положению аббат должен был иметь хороший погреб – его посетители всегда надеялись на это.
– Вы были одним из последних, вставших из-за стола, – сухо заметил Симон. – Мне кажется, вы раздражены, потому что не смогли побороть искушение.
Аббат поднял руки сдаваясь. Матильда встала.
– Пойду сварю настойку от головной боли, – сказала она. – Похоже, она понадобится многим. – Особенно Хью Честерскому, подумала она. По ее подсчету, он выпил почти два галлона их лучшего вина.
Она пошла через зал, но по пути ее перехватил забрызганный грязью посыльный.
– Я Матильда, графиня Хантингдонская и Нортгемптонская, – представилась она. – Кого вы ищете?
Посыльный поклонился, и Матильда уловила сильный запах гари.
– Аббата Ингалфа, миледи. Он должен немедленно возвращаться в Кроуленд – там случился ужасный пожар.
– Пожар? – Матильда прижала руку к горлу и почувствовала, как сильно пульсирует кровь. – Милостивый Боже… И много сгорело?
– Многие строения, миледи. Гостевой дом, библиотека.
Матильда проглотила комок в горле.
– А как насчет часовни? Что с гробницей моего отца?
Он отвел взгляд.
– Часовня пострадала, но гробница господина Уолтефа уцелела.
От потрясения у Матильды подогнулись колени, но она устояла на ногах. Материнские уроки выдержки пошли ей на пользу. Она отвела посыльного к столу и отправила слуг приготовить вещи и мула епископа. Она говорила нужные слова, но все это было внешнее. За этим фасадом пряталась маленькая испуганная девочка.
– Позавчера оставили без присмотра жаровню, братья отправились к заутрене, – рассказывал посыльный. – Она опрокинулась, загорелась солома на полу. Когда подняли тревогу, все уже было в огне. Мы спасли, что смогли, из библиотеки и загасили огонь прежде, чем он спалил часовню. – Тут посыльный нервно взглянул на Матильду, чье лицо стало серым. – Я уже сказал, миледи, что гробница вашего отца не пострадала.
Матильда кивнула и вцепилась пальцами в платье, чтобы они не дрожали. Но ведь могла пострадать, хотелось ей крикнуть.
– Это ужасно, такая огромная потеря, – качал головой Симон, обнимая жену за талию, чтобы поддержать. – Мы переживаем вместе с вами. – Он пожал плечами и практично добавил: – Но никто не пострадал, а дома можно заново отстроить. Более того, теперь это можно сделать лучше. Я согласен, что потеря книг – трагедия, но многие из них можно восстановить – среди ваших братьев много опытных писцов и рисовальщиков. Вы могли потерять значительно больше.
Ингалф вскоре уехал, получив обещание помощи от графства в восстановлении аббатства. Все еще находясь под впечатлением от страшной новости, Матильда проследила, чтобы гости ни в чем не нуждались, покормила сына, вполне разумно отдала распоряжения слугам, но потом не могла вспомнить ни слова из того, что говорила или делала. Если бы не домашние обязанности, она бы уехала вместе с аббатом в Кроуленд, чтобы убедиться, что гробница ее отца в целости и сохранности.
