Жюльетта Бенцони - Новобрачная
Клочья тумана, ползущие от Сены, окутывали деревья парка. Наступал рассвет, и в парке послышалось пение птиц. Утро обещало быть прекрасным, воздух был полон свежести. Все говорило о жизни, о радости. Антуану подумалось, что то, что предстало его глазам, было абсурдом: двое мужчин в белых рубахах и черных панталонах со шпагами в руках стояли друг против друга, а рядом было еще шестеро: четыре секунданта, распорядитель и врач, все тоже в черном.
Когда он встретился взглядом с глазами де Варенна, он понял, что тот его узнал. Сначала его глаза сузились, превратившись в щелочки, затем маркиз улыбнулся, ничего не сказав. Художнику подумалось, что тот сопоставляет его присутствие в Средиземноморском экспрессе с исчезновением Мелани, но он ничуть не испугался. Пожалуй, наоборот, обрадовался: если Дербле не убьет этого негодяя, то он с удовольствием как следует отделает эту нахальную рожу.
Дуэль заинтересовала его, хоть он и не одобрял такие поединки. Если бы не кровавый конец, можно было бы считать это красивым спортивным состязанием, ибо оба противника были примерно равны по силе. Это скорее было похоже на бой времен мушкетеров, а не на современную светскую встречу, когда противники, поцарапав друг друга, объявляют, что их честь спасена. Ненависть противников друг к другу была сильна, казалось, ее можно было пощупать. Каждый явно стремился убить соперника. В конечном итоге Дербле, не осознавая, отвечал на вопрос, который задал ему накануне Антуан: чтобы биться с такой дикой жестокостью, надо было любить Мелани.
Бой продолжался, и секунданты начали беспокоиться. Все слишком затянулось. Внезапно яркое солнце поднялось над вершинами деревьев, и его луч на секунду ослепил Оливье. Результат не замедлил сказаться: шпага Франсиса ударила его в грудь, и он упал на блестевшую от росы траву.
Врач бросился к раненому, и Антуан, ослепленный яростью, кинулся к де Варенну, который, не взглянув на противника, спокойно вытирал свою шпагу. Робер де Монтескью, распорядитель дуэли, остановил его сильной рукой.
– Что вы собираетесь делать?
– Наказать этого негодяя, убийцу, который осмеливается говорить о чести.
– Будьте благоразумны, Лоран! Дуэль прошла по правилам. Конечно, я не могу помешать вам вызвать на бой де Варенна, но надо подождать.
– А почему, скажите, пожалуйста?
– Да потому, что та молодая женщина, чья честь была затронута, возможно, потеряла своего единственного защитника. Кстати, он зовет вас…
Действительно, приподнявшись на руках Саша Маньяна, Дербле сделал знак Антуану. Он бросился к нему, встал на колени, глазами и голосом спрашивая доктора:
– Надеюсь, что нет, но кто знает… Не разговаривайте долго.
– Я хочу лишь, чтобы он поднялся вместе со мной в вашу карету, – прошептал раненый.
Его перенесли туда, и Антуан сел рядом, пока врач находился снаружи. Но это продолжалось недолго. Через минуту Антуан вышел из кареты, попрощался с раненым и перешел в экипаж Оливье. Прежде чем расстаться с раненым, он крепко пожал ему руку и пообещал, что сделает все, о чем он просит. Потом добавил:
– Постарайтесь поскорее поправиться!
– Я только этого и хочу, – прошептал раненый и потерял сознание.
Глава XI
Одна!
Ничего не зная о той драме, что разыгралась на рассвете, Мелани завтракала в зимнем саду, наслаждаясь прекрасным индийским чаем, который напомнил ей о гималайских террасах, над которыми возвышается одна из высочайших вершин. Вошел Сомс и доложил, что пришел мажордом ее матери Полен и хочет ей что-то сказать.
– Что он хочет?
– Я не знаю, но он кажется очень взволнованным и говорит, что это очень серьезно…
Мелани заколебалась. Полен был последним человеком, которого бы ей хотелось сегодня видеть. Она плохо спала в эту ночь, ожидала приезда юристов, которых обещал к ней направить Дербле, и ей даже не хотелось слышать о людях с улицы Сен-Доминик. Но прежде чем она решилась на что-то, посетитель, который, очевидно, вошел вслед за Сомсом, обратился к ней, чуть не плача:
– Умоляю вас, мадемуазель Мелани, пойдемте! Вам надо туда приехать. Ей… ей так плохо!
– Кому? Матери?.. Вчера она чувствовала себя великолепно, как мне показалось?
– Вчера да, но сегодня утром… О, как это ужасно! Ее горничная обнаружила, что она без сознания, едва дышит и такая бледная! А на ночном столике пустой флакон из-под какого-то лекарства…
– Вы хотите сказать, что она решила покончить с собой?
– В это трудно поверить, не правда ли? Но если бы мадемуазель видела ее вчера вечером!.. Она, не переставая, плакала и все повторяла, что ее жизнь кончена… что ее ждет небывалый скандал. А сегодня утром…
– Что сказал доктор? Я надеюсь, что вы пригласили его?
– О, конечно! Но это молодой человек… Наш старый доктор Кордье недавно умер. Он сказал, что это серьезно… Он говорил о каком-то яде из какого-то итальянского города[4]. Вам надо прийти, мадемуазель Мелани. Если еще не поздно!
Новость была столь оглушительна, что молодая женщина не верила своим ушам, но, с другой стороны, этот человек был так взволнован! Надо было что-то решать.
– Возвращайтесь. Я приеду вслед!
– О, какое счастье! Хорошо… очень хорошо. Мы все знали, что у вас есть сердце. Я подожду вас внизу, возле кареты.
– Нет. Поезжайте вперед. У меня есть свой экипаж. Просто скажите, что я еду!
Пришлось послушаться. Полен вышел, а Мелани решила подняться к себе, чтобы переодеться, но прежде попросила Сомса соединить ее по телефону с Оливье. Но безуспешно.
– Господин Дербле должен быть в этот час в конторе, а слуга, видно, вышел. Может быть, на рынок? Попробую позвонить в кабинет месье Тимоти…
Опять безуспешно. Господин Оливье предупредил, что он может задержаться, и его еще не видели.
– Он, наверное, поехал к поверенному и адвокату, о которых вчера мне говорил. Когда они приедут, скажите им, куда я направилась, Сомс, и попросите их подождать.
– Да, мадемуазель… но позволю себе заметить, что мне совсем не нравится, что вы едете туда одна…
– Если моя мать при смерти, мне придется это сделать, а вы будете мне более полезны здесь. Если я задержусь, то попросите господина Дербле заехать за мной.
Сомс молча поклонился, но подумал про себя, что направит туда Оливье, как только тот придет.
Мелани спокойно взошла на порог своего старого дома, где ее встретил Полен.
– Какая радость, мадемуазель. Мадам будет так счастлива, бедняжка!
Она направилась уже к лестнице, но слуга стремился ее проводить и даже опередить, чтобы обрадовать свою несчастную хозяйку. Тихонько постучав, он, не дожидаясь ответа, распахнул створку двери, ведущей в комнату Альбины.
