Жюльетта Бенцони - Жажда возмездия
Зато вслед за хорошей новостью шла другая, гораздо менее приятная. Фьора попросила легата вернуть ей Эстебана, чтобы он мог по-прежнему ей служить, но молодой Колонна сообщил, что Эстебана не могут нигде найти. Было похоже, что на другое утро после того, как он спас Фьору от кинжала Вирджинио, Эстебан испарился. Про него не знал ни командир его роты, ни служившие с ним солдаты. Фьора же почувствовала сильное беспокойство. Несмотря на свое скромное положение, Эстебан занимал в ее сердце свой уголок, как и Деметриос, как и все те, кого она считала своими друзьями.
Фьора не понимала, зачем герцог держит ее при себе. Возможно, чтобы с ее помощью отделаться от Кампобассо, другое объяснение не приходило ей в голову.
Все вокруг нее было чужим, и молодая женщина стремилась лишь к одному: вернуться в Париж к своей дорогой Леонарде, которой ей все больше недоставало.
Приближалось Рождество, и она наконец смогла оценить этот семейный праздник, который собирает всех любящих. Для нее это был Новый год одиночества, первый, который она проведет без отца и без Леонарды.
Даже Филипп, этот призрачный муж, был далеко отсюда и к тому же потерян для нее навсегда. В восемнадцать лет сердце еще не позабыло детских радостей и теплоты родного очага, и Фьора всю ночь проплакала, хотя по своей гордости ненавидела слезы; она оплакивала еще теплый пепел родного дома и свое потерянное счастье.
— Я ведь тоже остался совсем один, — доверился ей на следующее утро Баттиста, заметив, что у нее покраснели глаза, — и если вы не захотите присоединиться на праздник к своим хозяевам, то я мог бы навестить вас и немного развлечь.
Это предложение, к удивлению Баттисты, вызвало у нее новый поток слез. Она почему-то стала чрезмерно чувствительной. В знак признательности Фьора расцеловала мальчика в обе щеки.
Накануне Рождества трое всадников, мужчина, женщина и юноша, оставили позади себя заснеженные дороги и въехали в город через северные ворота.
Мужчина был Дуглас Мортимер, великолепный в своем мундире шотландской гвардии, но в очень дурном настроении из-за того, что оказался в недостойной компании; женщина была Леонардой и ехала на муле, закутанная в теплый плащ, настолько же невозмутимая, насколько был раздражен ее попутчик; их сопровождал Флоран, ученик банкира, в которого вселился бес странствий, он упорно не желал расставаться со старой Леонардой, а в глубине своего чистого сердца лелеял надежду увидеть воочию свою прекрасную даму.
Скоро все трое оказались перед Оливье де Ла Маршем, который был несколько обескуражен видом столь живописной компании.
— Я должен вручить монсеньеру герцогу письмо от короля Франции и дождаться ответа, — заявил Мортимер в своей обычной грубой манере.
— Вас сию минуту проводят к нему; а кто ваши спутники? Вы путешествуете всей семьей?
Пока шотландец пытался придумать достойный ответ, Леонарда опередила его:
— Я отношусь к семье этого грубияна? Знайте, господин капитан, что по приказу короля он должен всего-навсего охранять нас, меня и этого молодого человека, во время путешествия из Парижа. Знайте также, что я гувернантка донны Фьоры Бельтрами, которую он держит у себя пленницей, и я решила приехать за ней, потому что благородной даме неприлично находиться в компании солдафонов!
— Понятно, — ответил Ла Марш, — ну а этот? — И он показал на Флорана.
— Мой молодой слуга или паж, как вам угодно. Меня зовут Леонарда Мерее, — высокомерно заявила пожилая женщина, как будто хотела сказать, что она испанская королева.
— А ваше имя, мессир? — поинтересовался капитан.
— Дуглас Мортимер, офицер шотландской гвардии короля Людовика Одиннадцатого.
Ла Марш в ответ склонил голову:
— Следуйте, пожалуйста, за мной!
Немного спустя Леонарда и шотландец склоняли колени перед Карлом Смелым, который, как обычно, был роскошно одет. Он принял посетителей в том зале, где собирались лотарингские штаты. Если Леонарда и была поражена окружающим великолепием, то виду не показала, а только испытующе посмотрела на человека, перед которым дрожала половина Европы.
Соблюдая весь церемониал, предписанный протоколом, Мортимер, привыкший жить при королевском дворе, передал герцогу Бургундскому письмо, в котором Людовик XI поздравлял герцога с победой при Нанси и высказывал самые братские чувства, а в заключение просил передать в руки его посланника «благородную даму Фьору Бельтрами, умершего отца которой мы уважали и считали своим другом. Эта молодая дама дорога нашему сердцу, и мы будем крайне расстроены, если ей причинят неприятности или нанесут ущерб, и поэтому будем считать выражением братской любви, если ее передадут человеку, доставившему это письмо, и сопровождающей его даме, чтобы они проводили ее через пограничный город Нефшато, где граф де Русийон обеспечит ее безопасность и направит к нам…». Дальше шли обычные общие места, но Карл, нахмурившись, дочитал письмо своего кузена короля до конца. Нефшато, который, кстати, ему сдался, находился в 15 милях от Нанси, а граф де Русийон, один из лучших полководцев короля, не имел привычки командовать жалкой кучкой солдат.
Прежде чем отдать письмо секретарю, Карл внимательно посмотрел на обоих гостей, которые терпеливо ожидали его решения.
— Мы были счастливы узнать, что границы Франции так хорошо охраняются, впрочем, мы в этом никогда не сомневались. Что касается донны Фьоры, мы прекрасно понимаем, что она дорога сердцу нашего кузена, короля Людовика XI. Но, к сожалению, нам неизвестно, где она сейчас находится…
Затем он замолчал и сделал вид, что не замечает ни внезапной бледности Леонарды, ни нахмуренных бровей Мортимера.
— У нас находится графиня де Селонже, супруга одного из наших лучших капитанов, и нас удивляет, что королю это неизвестно. Однако совершенно очевидно, что мы не сможем выдать французскому королю одну из самых знатных женщин Бургундии. Так мы и напишем нашему уважаемому кузену. А пока, мессир Мортимер, вы — наш гость на все новогодние праздники, потому что мы не хотим, чтобы вы мерзли в такие дни на больших дорогах. А вас, мадам, сейчас же проводят к вашей воспитаннице, которая вынуждена оставаться в своей комнате по некоторым причинам…
Когда спустя некоторое время Никель Маркез провела Леонарду в комнату Фьоры, та не могла прийти в себя от изумления и крепко зажмурила глаза, чтобы отогнать наваждение, но наставница уже бросилась к ней и заключила ее в свои объятия:
— Моя голубка! Наконец-то я вас нашла!
Женщины не виделись всего четыре месяца, но они показались четырьмя веками. Покончив с объятиями, они обе разом заговорили, им столько всего надо было рассказать друг другу.
