Бертрис Смолл - Память любви
Глава 15
Узнав, что браку не суждено осуществиться, пока они не прибудут в поместье, Рейф де Боло скорее развеселился, чем расстроился. Большой поклонник женщин, он никогда не принудил к близости ни одну. Все они приходили к нему по доброй воле. Придет и эта. А пока аббатиса делала все, чтобы днем новобрачные ехали бок о бок. Рейф понимал: умная женщина пытается свести племянницу с мужем и надеется на то, что между ними воцарятся мир и согласие. Ронуин тем не менее оставалась не слишком общительной. Он постоянно пытался вовлечь ее в беседу. Жена отвечала односложно или вообще молчала. Совсем другое дело, когда он поддразнивал ее. Тогда Ронуин мгновенно взрывалась и разражалась гневными тирадами, попадаясь на удочку, как ребенок, пока не соображала, что именно этого он и добивался. Тогда она вновь поджимала губы и старалась держать язык за зубами.
Наконец в одно прекрасное утро он спросил ее:
— Почему ты злишься на меня, Ронуин? Ведь не я предал тебя!
— Ты — де Боло, и этого достаточно, — бросила она.
— И ты тоже, — напомнил он.
Лицо Ронуин исказила странная гримаса.
— И я тоже, — горько усмехнулась она. — Дважды. Кстати, почему ты женился на мне?
— Разумеется, из-за земель, госпожа, — признался он.
— И?..
— Потому что любой другой мужчина наверняка стал бы издеваться над шлюхой иноверца, — к величайшему изумлению Ронуин, ответил он.
— Так ты меня пожалел?! — вспылила она.
— Да, — с готовностью кивнул он, — но и возжелал тоже.
Знаешь ли ты, как красива? Думаю, Эдвард злится на меня за этот брак еще и потому, что сам видит, как ты расцвела и налилась жизненными соками. Ты уже не та проворная худенькая девочка, которая рвалась в крестовый поход. Ты превратилась в ослепительную, манящую женщину и теперь принадлежишь мне.
— Эдвард считает меня ослепительной? — задумчиво переспросила она с легкой улыбкой на губах.
— Неужели не видишь его голодные глаза? — засмеялся Рейф. — Нет, не думай, он любит мою сестру, но хочет тебя.
Хочет всем своим существом. И, в глубине души сознавая это, кипит неутоленной яростью, смешанной с угрызениями совести. Вспомни, недаром он попытался выместить свою вину и боль на тебе.
— Я ничего не заметила, — вздохнула Ронуин. — Слишком была ожесточена, пытаясь защититься от несправедливых обвинений и жестоких нападок.
— А что ты испытываешь к нему? — спросил Рейф, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не выказать ревности.
— А что, по-твоему, я должна к нему испытывать? — презрительно бросила она.
Рейф на мгновение прикрыл глаза.
— Когда-нибудь ты доведешь меня до убийства, — выдохнул он.
— Но не прежде, чем ты познаешь мое тело и те наслаждения, которые я могу дать тебе, — парировала Ронуин.
— А как насчет тех наслаждений, которые я способен подарить тебе? — не растерялся Рейф.
— В самом деле способен? — холодно осведомилась она. — Это мы еще увидим, господин мой. Остается надеяться, что ты более искусен в любви, чем несчастный Эдвард. Он вызывал во мне единственное желание: поскорее дождаться окончания его неуклюжих попыток возбудить во мне страсть и спокойно заснуть.
Конечно, она сильно преувеличивала, но сердце все еще ныло от измены первого мужа. Как безжалостно он отверг ее!
— Ты увидишь, я сильно отличаюсь от кузена, — заверил Рейф, — и будешь жаждать наступления каждой ночи.
— Буду рада, если в твоих хвастливых словах окажется хоть доля правды, — усмехнулась Ронуин.
— Поскольку твоя тетка так умело позаботилась о нашем ночлеге, пройдет немало времени, прежде чем я смогу доказать тебе правдивость своих клятв.
Ронуин невольно рассмеялась.
— Ожидание лишь обостряет страсть, — назидательно заметила она. Может, супружеская жизнь окажется не столь страшной. Хорошо уже то, что Рейф любит пошутить и предан сестре.
— Рассказать, что я сделаю с тобой в нашу брачную ночь? — заговорщически прошептал он.
Ронуин почувствовала, как жар опалил лицо.
— В тебе нет никакой деликатности, господин, — упрекнула она. Неужели ее голос дрожит? Ноги, во всяком случае, ослабели настолько, что она не в силах пришпорить лошадь.
Пришлось крепче схватиться за поводья. Хоть бы он ничего не заметил!
Рейф тихо, обещающе рассмеялся.
— Я раздену тебя, — едва слышно начал он. — Хочу видеть тебя при свете очага, так, чтобы отблески пламени плясали на твоей шелковистой коже. Тогда покрою тебя поцелуями с головы до ног, не пропущу ни единого местечка.
И ты будешь лежать в моих объятиях, теплая и податливая.
— До чего же ты в этом уверен! — рассмеялась она. — А что будет, когда надоест целовать меня? — полюбопытствовала Ронуин.
Теперь настала его очередь смеяться. Как приятна ее дерзость… пока предназначается для него одного.
— Стану мять твои сладкие грудки и посасывать, пока соски не набухнут и не заноют от желания, пока не сведу тебя с ума грубыми и нежными, сладостными и исступленными ласками.
Ронуин ощутила знакомую пульсацию внизу живота и заерзала в седле. Заметив это, Рейф хитро усмехнулся.
— Найду твою крохотную драгоценность и начну терзать в ожидании, когда ее оросит медовое вино любви. А затем покрою тебя и буду входить в ждущее лоно, медленно, медленно, медленно… Твой тесный грот ощутит мое естество, твердое как камень и подрагивающее от вожделения. Ты растаешь в моих руках, моя прекрасная невеста, потому что ты, Ронуин, — женщина, созданная для любви. Никто на свете не сможет любить тебя так, как я. Не успокоюсь, пока ты не полюбишь меня. Не просто ублажишь в постели, а полюбишь. Ты понимаешь, о Чем я?
Ронуин закрыла глаза, боясь вздохнуть. Его слова взволновали ее, как ни одна похвала, ни одно нежное признание, какие она слышала прежде. Она трепетала, боясь, что лишится чувств, и растерянно смотрела на Рейфа.
— Кровь Христова! — тихо выругался он, поняв, что происходит с ней. — Единственное, на что у меня хватает воли, — не потащить тебя в кусты прямо сейчас. Хорошо, что госпожа аббатиса с нами! Господи, как же ты сумела возбудить мое желание! Пусть другие называют тебя бесстыдной, только не я — при условии, что ты прибережешь свою страсть для меня. Слава Богу, завтра мы будем в Ардли!
— Так скоро? — прошептала она, потрясенная действием, которое произвели на нее его откровенные слова.
— Для меня это целая вечность, — признался он.
Ронуин послала лошадь в галоп и обогнала кавалькаду. Прохладный ветер согнал жар со щек. Разговор с мужем выбил ее из колеи, а такое весьма редко случалось с ней прежде. Не понятно, почему этот человек так влияет на нее? И как может ее тело желать его, когда ее разум этому противится?
