Тереза Медейрос - Проклятие королевы фей
Шли часы, и мысли Холли кружились в такт конской поступи в сводящем с ума хороводе боли и сожаления. Если бы любовь ее была настолько сильной, что завоевала бы доверие Остина. Если бы она не раздразнила Эжена. Если бы она не призвала Натаниэля помочь осуществить ее безумный замысел. Тогда священник сейчас сидел бы в замке Тьюксбери, побранивая слуг за недостаточное благочестие и отчитывая ее отца за то, что тот вместо мессы отправился на соколиную охоту. Новый поток горячих слез заструился из глаз.
Холли хотелось прочесть молитву за упокой неприкаянной души несчастного Натаниэля, Но всякий раз, закрывая глаза, она видела не бледное лицо священника, а загорелое лицо Остина — Остина, распростертого в луже крови. Не является ли подлый поступок Эжена осуществлением страшного проклятия Гавенморов? Неужели ее красота действительно принесла несчастье ее мужу?
Но времени на размышления у Холли уже не было. Конь остановился, и ее стащили на землю неуклюжие руки ее стражника. Он взвалил Холли на плечо, и она содрогнулась, увидев, куда они приехали.
Холли могла бы догадаться, что Эжен слишком хитер и не станет рисковать и привозить ее к себе в замок, откуда слухи о ее пленении наверняка дойдут до ушей графа де Шастла. Барон устроил свое логово в полуразрушенной сторожевой башне, так сильно заросшей плющом, что со стороны она почти не была видна среди окружающих деревьев. Здесь, в этой глуши, не будет любопытных крестьян, шныряющих слуг, болтливых пажей: никто не будет сплетничать и не помешает дьявольской мести, замысленной де Легге. Здесь Холли и Остин окажутся всецело в руках барона и его подручных.
Она знала, что Натаниэль нахмурился бы, услышав молитву, обращенную к милости капризной языческой феи, но, трясясь на плече великана, Холли, закрыв глаза, горячо прошептала:
— Пожалуйста, Рианнон, хоть ты и фея, но ты женщина и должна меня понять, сделай так, чтобы муж мой оставался как можно дальше от этого места.
29
Сэр Остин Гавенмор стоял на крепостной стене замка и смотрел сквозь пелену дождя на восток. Промокший алый камзол облепил его тело. Вышитый на плечах плющ давил железными цепями.
Проклятие Рианнон было жалким лепетом по сравнению с тем, что чувствовал Остин с тех пор, как отправил жену к ее отцу. Тень царицы фей была только в одном месте. Присутствие Холли Гавенмор ощущал везде.
Она гуляла по берегу реки, собирая на ходу цветы. Высаживала анемоны на могиле матери Остина. Рыцарь сталкивался с ней на лестнице, на крепостных стенах — везде была Холли.
Эти видения появились уже через несколько часов после отбытия Холли в сопровождении Кэри из замка. Остин, находившийся в верхней зале вместе с Винифридой и Эмрисом, изучал чертежи недостроенной стены, подсчитывая, какая часть приданого Холли уже израсходована на покупку сланца и песчаника. Он собирался впоследствии вернуть графу де Шастлу все до пенни. Не пройдет и нескольких недель, думал Остин, аккуратно сворачивая листы пергамента, как в ворота замка заколотят королевские сборщики податей, угрожая отобрать за неуплату налогов и замок, и окружающие его скудные земли. Но теперь такие мысли больше не удручали Остина, как прежде. Без Холли дом превратился в пустую скорлупу. В склеп, похоронивший его мечты.
Не обращая внимания на обеспокоенный взгляд Винифриды, Остин уронил раскалывающуюся от боли голову на руки. До его слуха из южного крыла замка донеслись какие-то звуки. Рыцарь встрепенулся, чувствуя, как в сердце у него оживает безумная надежда.
— Ты слышал? — спросил он Эмриса.
— Вы о чем, сэр?
Оттолкнув изумленного управляющего, Остин выбежал из залы. Он остановился лишь в южном коридоре, уверенный в том, что увидит качающийся вверх-вниз на заржавленных цепях чугунный канделябр.
Канделябр висел неподвижно; железный звон раздавался лишь в воображении Остина.
Рыцарь бессильно прислонился к каменной стене. В ушах его звучали отголоски веселого смеха Холли, ее мелодичный голосок, выводивший какую-то мелодию. Ему показалось, что он сходит с ума.
До наступления ночи Остин просидел скрючившись в темном коридоре, но когда он, наконец, поднялся, ноги помимо воли привели его к двери в северную башню. Осознав, куда он пришел, Остин развернулся и отправился искать спасение в своей пустой спальне. Проворочавшись в постели несколько часов в жутких кошмарах, Остин очнулся, услышав ангельское пение своей жены.
Вскочив с кровати, он бросился вверх по винтовой лестнице, но, когда распахнул дверь башни, его встретила лишь гнетущая тишина. Отказавшись от тщетных попыток заснуть, Остин провел остаток ночи на подоконнике, уставившись на пустую кровать и предаваясь воспоминаниям. Утром его в таком состоянии обнаружила Винифрида. Остин запретил служанке убирать в комнате, опасаясь, что от этого исчезнет аромат мирры, пропитавший воздух в этой комнате.
Теперь он понимал, почему его дед запретил кому бы то ни было входить в башню после смерти бабушки. Дед так и не расстался с надеждой на то, что женщина, жившая здесь, когда-нибудь вернется.
Прощальный взгляд, брошенный на Холли, убедил Остина, что его надежды так же бесплодны, как и надежды его деда. Ему никогда не удастся забыть гордо расправленные плечи Холли, надменное выражение лица, ее прекрасные глаза. Он отослал от себя жену для того, чтобы спасти ее, однако с каждым часом все больше сомневался, что поступил правильно.
После четвертой бессонной ночи, проведенной в опустевшей спальне, Остин решил замуровать дверь в северную башню, чтобы впредь ни у одного мужчины из рода Гавенморов не возникало желания запирать здесь ни в чем не повинную женщину. И только тут осознал, что в роду Гавенморов после него не будет больше никого. Проклятие лишило его не только жены, но и детей.
Представив себе, каких чудесных сыновей могла бы родить ему Холли, Остин застонал от боли.
Однако надо все-таки отдать распоряжение запечатать наглухо башню. Тяжелые камни обнесут стеной и его сердце, теперь уже навсегда. Ему останется лишь провести остаток дней своих, бродя по замку в поисках своей жены, и делить одиночество в обществе человека, едва не сделавшего его вдовцом.
Остин пошел конем и не испытал никакого сожаления, когда отец взял его фигуру пешкой. После нападения на Холли Рис Гавенмор вел себя смирно. Казалось, припадок буйного насилия изгнал из его души демонов мрака. Сострадание заставило Остина изменить первоначальное решение запереть старика в темнице. Вместо этого он поручил Эмрису приглядывать за ним, чтобы впредь его отец не смог никакой женщине причинить вреда.
Эмрис помешивал угли в очаге, разожженном для того, чтобы прогнать промозглую сырость. Винифрида ощипывала цыплят, тщетно пытаясь скрыть встревоженные взгляды, бросаемые на входную дверь. Беспокойство Остина тоже росло. Кэри должен был возвратиться еще два дня назад. Рыцарь успокаивал себя тем, что оруженосец, вероятно, решил переждать непогоду в замке Тьюксбери. Сам он изо всех сил сдерживался, чтобы после каждого хода бесконечной шахматной партии не оборачиваться к двери, не желая выдать нетерпение, с которым он ожидал услышать вести о Холли.
