Карин Монк - Пленник
И тут словно что-то надломилось у нее в душе, и она судорожно вцепилась в ручку дивана, стараясь сохранить хотя бы подобие достоинства. На пальце сверкнуло золотое кольцо, которое Хейдон ей подарил в Глазго, – насмешливое напоминание о том, как они представлялись мужем и женой. Тогда на какой-то сладостный миг она по глупости позволила себе забыть, что все это – притворство. Очарованная теми мгновениями, когда они сливались телами и душами, она совершенно забыла о том, что на самом деле они с Хейдоном не женаты. Да, они не женаты и никогда не станут мужем и женой.
Стараясь не выдавать своих чувств, Женевьева сказала:
– Хейдон, я уверена, что Винсент был бы тебе признателен за заботу.
Из горла его вырвался сухой, жесткий смешок.
– Сомневаюсь. Винсент меня презирал и имел на то все основания. – Он отвернулся от огня и, еще больше помрачнев, добавил: – Я убил его, Женевьева. Убил, как если бы сам держал в руке тот проклятый пистолет.
– Я в это не верю, и ты не должен верить. – Желание защитить его мгновенно перевесило ее собственные страдания. – Хейдон, Винсент собирался тебя убить, он вынашивал эту мысль месяцами, а может, годами. Но когда граф понял, что ты вовсе не то чудовище, которым он тебя вообразил, он не смог выполнить задуманное…
– И поэтому убил себя, – со вздохом закончил Хейдон. – Но ведь это я погубил его.
Женевьева решительно покачала головой:
– Нет-нет, ты его только ранил тем, что его жена родила от тебя дочь. Но ты его не погубил, Хейдон, и, уж конечно, не довел до самоубийства. Винсент сам так решил – воздвигнуть стену между собой и Эммалиной. Возможно, в то время он чувствовал, что у него нет выбора, но я уверена, что выбор был. Мы не можем контролировать все, что случается в нашей жизни, мы можем контролировать только свою реакцию на события. – Ее голос смягчился. – Винсент был опустошен, когда узнал, что Эммалина ему не дочь, но никто не заставлял его лишать ее своей любви. Это был его выбор. Последствия выбора оказались невыносимы как для Эммалины, так и для него.
– Но пойми, Женевьева, если бы не я…
– Если бы не ты, – перебила она, – Винсент никогда бы не узнал драгоценную радость любви, которую он испытал к дочери. Он любил ее первые пять лет и продолжал любить. И еще вот что… Возможно, Кассандра забеременела вовсе не от тебя, а от другого своего любовника. Тебе это никогда не приходило в голову? Хейдон, нельзя рассуждать о том, чего ты не знаешь наверняка. Жизнь такова, что нам иногда приходится делать очень трудный выбор. Когда родился Джейми и умерла его мать, я ужасно разозлилась и спрашивала себя: почему я должна делать такой выбор? А выбор был очень трудный: взять на себя ответственность или пройти мимо?
– Но ты не прошла мимо, Женевьева.
– Не прошла. И все, что случилось в моей жизни после этого, было неразрывно связано с выбором, который я тогда сделала. Именно тогда я поняла, что должна заботиться о несчастных детях и обо всех, с кем поступили несправедливо. Поэтому в моем доме появились не только дети, но также и Оливер, Дорин и Юнис. И все они стали членами моей семьи и наполнили мою жизнь неиссякаемой радостью. А потом – и это совсем невероятно – появился ты. Судьба подарила мне тебя, – добавила Женевьева дрогнувшим голосом.
Она умолкла и потупилась. Мысль о том, что Хейдон узнает, как много он для нее значит, казалась невыносимой. Нет-нет, он не должен об этом знать. Она многое может выдержать, но едва ли сможет стерпеть его жалость.
Хейдон же посмотрел на нее с искренним удивлением. Внезапно Женевьева, такая сильная и всегда уверенная в себе, превратилась в слабую беззащитную женщину.
«Судьба подарила мне тебя» – эти слова Женевьевы все еще звучали у него в ушах.
Стремительно преодолев разделявшее их расстояние, Хейдон опустился перед Женевьевой на колени и, взяв ее за подбородок, заглянул ей в лицо. В глазах ее стояли слезы, выражение муки на лице пронзило ему сердце. Медленно и осторожно она приложила его руку к груди.
Слезы струились по ее щекам, оставляя сверкающие дорожки.
Хейдон смотрел на нее с благоговением. Он чувствовал, как под его ладонью бьется ее сердце. Он вдруг понял: Женевьева не осуждает его за прошлую жизнь, как не осуждала детей за их прежние прегрешения. Она верила, что в глубине души он порядочный человек. Вот почему она помогла ему бежать из тюрьмы, а потом рискнула всем, что имела, чтобы спасти от полиции и от похитителей. По той же причине она приняла его в свою семью. Но это не могло быть причиной для того, чтобы отдаться ему, разделить с ним неистовую страсть, какую он не испытывал ни с одной другой женщиной. И вовсе не поэтому она сейчас сидела такая подавленная и прижимала к сердцу его руку. Причина совсем другая.
Она его любила.
Эта мысль, словно ослепительная вспышка, уничтожила темные тени прошлого, и душа его наполнилась светом и радостью.
– Я люблю тебя, Женевьева, – прохрипел Хейдон. Он придвинулся к ней поближе. – Люблю больше жизни. Я полюбил тебя в тот момент, когда впервые увидел во мраке тюрьмы, и с тех пор люблю с каждым днем все больше. И если ты позволишь, то я буду окружать тебя этой любовью до конца своих дней.
Женевьева молча смотрела на него, не в силах понять, что он говорит.
– Я буду лелеять и защищать наших детей, – продолжал Хейдон. – И буду с радостью встречать и других детей, которые появятся в нашей жизни хоть из тюрьмы, хоть с улицы, хоть в результате нашей преданности друг другу.
– Но ты маркиз… – пробормотала Женевьева, по-прежнему прижимая к груди его руку.
– Я надеюсь, что нам это не помешает.
– Ты мог бы жениться на другой…
– Я польщен, что ты так думаешь. Значит ли это, что ты отвечаешь «да»?
Она с несчастным видом покачала головой.
– Ты не можешь на мне жениться, Хейдон. Ведь я и мои дети – мы не принадлежим обществу, в котором ты живешь, ты и сам это видишь. Их никогда не примут твои друзья и родственники, тем более не примут здесь те люди, которые когда-то приглашали меня к себе домой как равную. – Ей казалось, что плачет само ее сердце, и она выпустила его руку. – Хейдон, я не смогу смотреть, как над тобой станут смеяться из-за меня и моих детей, как станут презирать тебя люди, ослепленные своими титулами и богатством.
– Тогда я откажусь от титула, – заявил Хейдон. – Продам поместье, а также все свои владения в Инвернесе, и тогда нашим детям не придется туда приезжать и подвергаться унижениям. Будем жить здесь или переедем еще куда-нибудь, где начнем все заново. Женевьева, мне на все это наплевать – на титул, на поместье, на то, что люди подумают обо мне и моей жене. Для меня имеет значение только одно – чтобы мы с тобой были вместе. Выходи за меня замуж, Женевьева. И позволь мне до конца жизни любить тебя. – Он убрал с ее лица шелковистую прядь и стер пальцем серебристую слезу. – Пожалуйста, Женевьева…
