Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 1. Там, где разбиваются сердца
Если бы они с Михаилом не увлеклись репетицией… Если бы не смотрели друг другу так долго и нежно в глаза, если бы не это неожиданное объятие и поцелуй… Их первый поцелуй…
— Не переживай, милая, — ласково сказал ей Корф. — Сыграешь сегодня Джульетту, а я приглашу Сергея Степановича к нам. Уверен, он с удовольствием приедет на пару дней — проветриться от суеты столичной жизни и посмотреть на тебя.
И вот теперь Анна мечтала только об одном — сыграть так, чтобы доставить Корфу радость своим искусством. Она обожала своего покровителя и преклонялась перед ним. Анна ничего не замечала вокруг себя. Там впереди горели огни рампы, от которых всегда в первый миг останавливалось сердце, и в теле появлялась странная легкость, как будто душа освобождалась от своей оболочки и становилась твоим ангелом, и вела тебя за собой — туда, где свет сцены и тишина зрительного зала.
Анна не видела, как Полина прокралась к веревочным тросам, поддерживающим кулисные противовесы — мешки с песком. Как она глубоко надрезала канат, и он хрустнул. Анна даже не слышала звука упавшего за ее спиной мешка — Никита, игравший Бенволио, успел вытолкнуть ее на сцену.
— Что вы хотели? — произнесла она свою первую реплику.
— Тебя зовет мамаша, — ответила ей по тексту кормилица-Варвара.
Анна не видела, как на финальной сцене в зал вошел Репнин. Она почти не слышала криков «Браво!» Но она обратила свое счастливое лицо к барону и с ужасом поняла, что он медленно сползает с кресла, и лицо его исковеркано страшной болью, а Владимир кричит безумным голосом:
— Да помогите же кто-нибудь! Отцу плохо! Доктора! Ради Бога, ради Бога! Быстрее! — Владимир склонился над отцом и попытался приподнять его.
Но тело барона как-то неожиданно отяжелело и стало неподъемным. Его лицо побагровело, рот свело судорогой.
Гости растерянно молчали, замерев на своих местах, а по балкону побежал человек, сидевший в третьем ряду в ложе с противоположной стороны, — доктор Штерн.
— Отец, что с вами? Папа, вы слышите меня? Доктор Штерн, доктор Штерн! Ради Бога, ради Бога, быстрее! Папа! Папа!
— Позовите слуг, — велел доктор Штерн, наконец, оказавшийся рядом. — Понадобятся два человека — мы должны осторожно перенести барона.
— Я сам отнесу отца, — Владимир хотел оттеснить доктора, но тот властным движением руки остановил его.
— Мы должны быть очень осторожны. Один вы не справитесь, Владимир. Позовите слуг!
Но на помощь уже бежали Никита и Григорий. По команде Штерна они подняли барона, стараясь держать его голову выше тела, и плавно понесли из зала в жилую часть особняка.
— Никита! Не спеши! Полегче, Григорий! — умолял их Владимир.
— Что с ним? Это сердечный приступ? — враз охрипшим и каким-то чужим голосом спросила Анна, когда доктор Штерн проходил мимо нее.
— Сейчас я ничего не могу сказать. Мне нужно осмотреть его в более спокойной обстановке.
— Можно я пойду с вами?
— Оставайтесь здесь! — отрезал услышавший ее Владимир.
— Я умоляю вас, можно я буду с ним?! — настаивала Анна. — Я могу помочь!
— Ты можешь помочь только одним — не мешай нам!
— Успокойтесь, господа! — доктор Штерн веско положил Владимиру руку на плечо. — Никто не войдет к барону, пока я его не осмотрю.
Когда барона вынесли из зала, озадаченные и встревоженные гости начали расходиться. И их уход скорее напоминал бегство — в полной тишине, оглядываясь по сторонам и с заметной поспешностью.
— Аня… — позвал Ренин.
— Миша! Ты… вы здесь!.. Как, почему?!
— Вам надо успокоиться, — Репнин взял Анну под руку. — Давайте уйдем отсюда. Мы подождем в библиотеке.
Барона между тем отнесли в спальню. Штерн велел открыть окно, и свежий вечерний воздух возымел свое благотворное действие — барон открыл глаза.
— Что со мной? — слабым, бесцветным голосом спросил он.
— Похоже, у вас опять сердечный приступ, — сказал Штерн, с трудом нащупывая точку пульса на его руке. — Хотя я до конца не уверен. Очень странные симптомы.
— Бог с ними, с симптомами… Володя… Где Володя?
— Володя ждет в кабинете. Примите лекарство, Иван Иванович. Вам нужен покой.
— Илья Петрович, не лукавь, — закашлялся барон. — У меня впереди — целая вечность покоя. Позови Володю. Я должен поговорить с ним.
— Потом.
— Потом будет поздно. Ты же знаешь. Я должен поговорить с сыном.
Штерн покачал головой, но не решился перечить умирающему. Он вышел и вызвал из кабинета Владимира.
— Как он? — бросился к нему тот.
— Отец хочет вас видеть.
— Он так плох?
— Владимир, не спрашивайте меня ни о чем. Но вам, я думаю, стоит поторопиться.
После этих слов лицо Владимира побелело, и он опрометью бросился прочь из кабинета.
— Отец! — Корф упал на колени перед постелью, на которую возложили отца, и замер, боясь посмотреть на него.
— Володя… Ты вдруг оробел? Еще утром помнится, дерзил мне.
— Я должен был держать себя в руках, прости меня.
— Я в молодости тоже был вспыльчив и упрям… — барон слабой рукой указал на стену напротив постели.
— Мои медали… — разглядел Владимир.
— Ты удивлен? А ведь я храню… Трофейное оружие на стене — все, что ты мне присылал.
— Я хотел, чтобы ты всегда гордился мной!
— А я всегда гордился тобой. Жаль, что редко говорил тебе об этом. Мы оба с тобой умеем скрывать свои чувства, не правда ли?
— Почему нам понадобилось столько лет, чтобы сказать друг другу эти слова, папа?
— Володя, лет десять назад я пытался поговорить с тобой о том, что было очень важным для меня. Но именно в тот день ты изрезал мое любимое кресло ножом для бумаги! Ты помнишь это, негодный мальчишка? А потом два часа стоял в углу, обиженный на весь свет!
Владимир улыбнулся сквозь слезы.
— Вот видишь, а я уже начал забывать, как это прекрасно — посмеяться вместе с сыном. Помни об этом, когда меня не станет. И — Анну, Анну позови!..
Владимир хотел ответить, но понял, что отец снова потерял сознание и выбежал из спальной звать доктора.
Штерн разговаривал в библиотеке с Анной.
— Илья Петрович, как он?
— Мне жаль огорчать вас…
— Но что с ним?
— Я еще пока не готов поставить окончательный диагноз. Странные шумы в сердце и легких, ритм неровный, одышка слишком сильная, спазмы… Нет, я не готов сказать вам что-то определенное, я прежде никогда с подобным не сталкивался… — покачал головой Штерн.
— Но ведь он поправится?
— Я… не знаю.
— Анна! — Репнин едва успел подхватить ее под руки. — Илья Петрович!
