Джуд Деверо - Бархатная песня
— Ты думаешь, Аликс рассказала королю, как несправедливо власти обошлись с некоторыми из лесных обитателей?
Гевин улыбнулся:
— Иногда Аликс так простодушна. Принимая во внимание ее происхождение, она вряд ли даже догадывалась, какое влияние она тогда приобрела на короля. Люди пошли бы на смерть или убийство за возможность что-нибудь рассказать королю так, как она это делала каждый день. Если бы у нее был враг, она бы могла отправить его на виселицу.
Джудит задумчиво посмотрела на мужа:
— Или же могла бы. спасти несколько сотен людей. Между прочим, он тогда простил не одного Рейна?
Гевин усмехнулся:
— Рейну дозволено прощать любого, кто, по его разумению, этого заслуживает. И по словам Джослина, Аликс рекой разливалась, превознося верность Рейна королю и чувству чести, так что король Генрих готов был уже причислить его к лику святых. Она все так изобразила, будто Рейн оказал королю услугу, напав на Чатворта.
— Умная девушка! И так много ей удалось сделать своим голосом! А те люди знают, что это она испросила им прощение?
— Джослин сделал так, чтобы они узнали. А он умеет сообщать приятное, так же как сама Аликс. Все эти люди посылают ей поклон и желают здоровья. А они по большей части такие же дикие, как шотландцы Стивена, — да, мир все меньше уважает людей благородного происхождения. Джудит только рассмеялась:
— Но мы должны сказать Аликс, что она сделала доброе дело, а теперь надо обработать Рейна. Он должен понять, что, явившись к королю, Аликс не нанесла своему Рейну ни малейшего оскорбления.
— Надеюсь, ты его убедишь.
— Дай Бог, чтобы это удалось.
ГЛАВА 23
Прошел месяц, но от Рейна по-прежнему не было вестей. Он не отвечал и на письма. Первые недели Аликс грустила, но скоро ее грусть сменилась гневом. Если гордость для него значит больше, чем их любовь, чем их дочь, значит, пусть будет так.
Аликс гневалась целое лето. Наблюдая, как растет Кэтрин, она заметила, что малышка унаследовала отцовское плотное сложение.
— Никогда она не станет тоненькой, грациозной леди, — вздыхала Аликс, глядя на пухлые, мускулистые ножки дочери, делающей свои первые шаги.
— Все дети толстые, — смеялась Джудит, подбрасывая сына вверх, — но Кэтрин с каждым днем все больше становится похожей на Рейна. Как плохо, что он не может ее сейчас видеть. Один лишь взгляд в эти фиалковые глазки, на эти ямочки — и он растает. Он не сможет устоять перед ней.
Несколько дней Аликс преследовали слова Джудит, и в конце четвертого дня она приняла решение.
— Я собираюсь отослать Кэтрин к отцу, — однажды возвестила Аликс, когда Джудит пропалывала розы.
— Извини, что?
— Он может не прощать меня, однако нет никакой причины наказывать Кэтрин. Ей почти год, а он еще ни разу ее не видел.
Джудит поднялась и вытерла руки.
— А что, если Рейн не вернет тебе Кэтрин? Ты сможешь перенести утрату и мужа, и дочери?
— А я пошлю сказать, что это только до Рождества и Гевин приедет за ней. Рейн честно относится к договорам.
— Если он их заключает.
На это Аликс ничего не ответила. Она просто надеялась, что Кэтрин завоюет сердце отца.
Через несколько дней, когда Кэтрин уже подготовили к путешествию, Аликс почти что отменила отъезд, но Джудит обняла ее за плечи, и она стойко помахала дочке на прощание, которая отбыла в сопровождении двадцати рыцарей Гевина и двух нянь.
Аликс, затаив дыхание, ждала развития событий. По-прежнему Рейн молчал, но одна из нянюшек регулярно посылала отчеты через сложную сеть сообщения, налаженную Гевином с Джослином.
Няня описывала всеобщее удивление, вызванное прибытием леди Кэтрин, и храбрость маленькой девочки, хотя ее очень напугали сначала дом, люди Рейна и сам Рейн. Сперва няне казалось, что лорд Рейн не собирается уделять своей дочери внимания, но однажды, когда Кэтрин играла в саду, Рейн кинул ей обратно мячик и немного посидел на скамье, наблюдая за игрой. Потом Кэтрин покатила мяч к отцу, и он с ней занимался целый час.
Письма няни стали изобиловать рассказами. Лорд Рейн взял Кэтрин на верховую прогулку. Лорд Рейн уложил свою дочку спать. Лорд Рейн клянется, что его дочь уже умеет говорить и что она самый смышленый ребёнок во всем королевстве.
Аликс было приятно узнавать такие новости, но она чувствовала себя несчастной и одинокой. Она хотела вместе с ним делить радости родительской любви.
В середине ноября письма прекратились, и только перед самым Рождеством Аликс узнала кое-что новое. К ней пришел Гевин и сказал, что Кэтрин привезли домой и она внизу, в зимней гостиной.
Аликс слетела с лестницы как птица. Слезы залили ей глаза, когда она увидела свою дочь в вычурном платье, расшитом золотом, стоящую около огня. Прошло несколько месяцев, как они расстались, и Кэтрин отступила назад при виде матери.
— Ты меня не помнишь, моя прелесть? — умоляюще прошептала Аликс.
Ребенок опять отступил, а так как Аликс шагнула вперед, Кэтрин повернулась, подбежала к отцу и обхватила его ноги.
Аликс удивленно взглянула в его ярко-голубые глаза.
— А тебя я… не заметила, — пробормотала она. Рейн молчал.
Сердце Аликс ушло в пятки. Она едва не задохнулась от переполнявших ее чувств.
— Ты хорошо выглядишь, — сказала она как можно спокойнее.
Он наклонился, взял Кэтрин на руки, и Аликс ревниво отметила, как дочь прильнула к отцу.
— Я хотела, чтобы ты познакомился со своей дочерью, — прошептала она.
— Зачем? — спросил он, и, услышав его голос, этот низкий звучный голос, она едва не заплакала. Но плакать Аликс не собиралась.
— Зачем? — прошептала она. — Ты ни разу не видел дочь и еще спрашиваешь, зачем я послала ее к тебе?
Его спокойный, низкий голос зазвучал снова:
— Зачем ты послала ее к человеку, который бросил тебя и который предоставил тебе в одиночестве устраивать его дела?
Аликс раскрыла глаза. А Рейн погладил локоны своей дочери.
— Она красивый ребенок, добрый и такой же великодушный, как ее мать.
— Но я не… — начала было Аликс и осеклась, потому что Рейн направился к ней. Однако он миновал ее, открыл дверь и передал Кэтрин няне.
— Мы можем поговорить? Аликс молча кивнула.
Рейн подошел к очагу и с минуту смотрел на ярко горящее пламя.
— Мне казалось, я способен убить тебя, когда ты отправилась к королю, — сказал он, волнуясь. — Это было все равно, как если бы ты объявила на весь мир, что Рейн Монтгомери не может сам за себя постоять.
— Но я никак не хотела…
Он поднял руку, чтобы заставить ее молчать.
— Нелегко мне говорить, но это должно быть сказано. Когда мы жили в лесу, нетрудно было понять, почему люди невзлюбили тебя. Ты чересчур заносчиво себя держала, и они тебя не признавали в той же мере. Но когда ты поняла, что ведешь себя нехорошо, ты стала это преодолевать в себе. И ты переменилась, Аликс.
