Лесия Корнуолл - Цена обольщения
— Немедленно поверни лодку обратно. Пожалуйста… — взмолилась Эвелин, и ее горло сжалось от страха за слуг.
— Это корабль, Эвелин, и я не могу выполнить твою просьбу. Здесь всем руководит капитан. Тебе нечего бояться. Мне приказано вернуть тебя в Англию в целости и сохранности, иначе хозяин этого корабля собственноручно меня повесит.
Синджон огляделся. Его взгляд скользнул по широкой кровати с шелковым бельем, по покрытым богатой вышивкой шторам на окнах.
— Я должен был предположить, что это будет плавучий дворец, — пробормотал он.
По спине Эвелин побежали мурашки. Для своей последней жертвы Филипп тоже построил дворец. Она в страхе отшатнулась.
— Что это значит? — спросила Эвелин.
— Это значит лишь то, что во время путешествия тебя будет окружать роскошь. А для Филиппа подготовили ловушку. Когда он вернется в Реншо-Хаус, его арестуют. И к тому времени, как ты вернешься домой, все будет кончено.
Эвелин сглотнула.
— И что потом?
Синджон принялся накладывать жаркое в тарелку Эвелин.
— Ты будешь свободна. Можешь уехать из Лондона и делать, что тебе вздумается.
Эвелин тяжело опустилась в кресло и невидящими глазами смотрела на дымящийся соус.
— А ты? Что будет с тобой? — спросила она.
Синджон положил на тарелку Эвелин ломтик хлеба. Он пользовался при этом щипцами, словно все еще служил лакеем.
— Это путешествие многое решит в моей судьбе.
— А после него? — не унималась Эвелин.
Синджон сел напротив нее и дерзко улыбнулся, однако улыбка не тронула его глаз.
— Я так далеко не заглядывал.
При других обстоятельствах ужин был бы очень интимным и романтичным, но сейчас бывшие любовники ели в напряженной тишине. Неужели будущее виделось Синджону таким же тусклым и безрадостным, как и ей? Эвелин не могла прочитать выражения его лица. Точно так же они могли ужинать на балу или в последний вечер перед казнью.
— Каким образом эта поездка тебе поможет? — спросила Эвелин.
Синджон улыбнулся, и она подумала, что он ответит полуправдой, а может, вновь начнет потчевать ложью. Эвелин не сводила с любовника глаз.
— Я заслуживаю того, чтобы знать правду, Синджон. Ты сам так сказал.
Синджон опустил вилку.
— Я еду во Францию, чтобы отыскать одного британского солдата. Он сможет рассказать правду о том, что произошло на дороге в Испании в тот злополучный день. Военный трибунал вряд ли примет во внимание показания французского полковника или его жены, которые присутствовали при этом.
— Патрик О’Нил, — пробормотала Эвелин.
— Откуда ты его знаешь? — удивленно спросил Синджон.
— Лорд Крейтон предупредил сестру Патрика о том, что ты будешь его искать. Она сказала, что ты хочешь убить ее брата, чтобы он не дал показаний против тебя. — В глазах Синджона вспыхнул гнев, вызванный несправедливым обвинением. — Но какое отношение ко всему этому имеет Крейтон? Почему он выдвинул такие чудовищные обвинения, если они несправедливы?
Синджон не ответил. Он встал с кресла, бросил на него салфетку и подошел к окну. Его темный силуэт четко выделялся на фоне звездного неба.
— Разве ехать во Францию не опасно? — спросила Эвелин. — Мы ведь в состоянии войны. Если майор Крейтон ошибся, ты мог бы поговорить с ним и…
Взгляд Синджона источал такой холод, что слова застыли у Эвелин на языке.
— Мне потребуется всего пара дней, чтобы разыскать О’Нила, а ты будешь на корабле в безопасности. Капитану дан приказ отвезти тебя домой, если что-то пойдет не так. Но что бы ни случилось со мной, держись от Крейтона подальше, Эвелин.
— Если что-то пойдет не так? — эхом откликнулась Эвелин, не услышав остального.
Она старалась не представлять себе безжизненное лицо Синджона и сочащуюся из смертельной раны кровь. Горло Эвелин сдавило железным обручем. В углах каюты поселились тени, и только они с Синджоном стояли в теплом круге света. И это был рай в центре подступающей к Синджону бездны.
Он лгал ей. Он защищал ее и заставлял чувствовать себя любимой.
Он украл ее, чтобы защитить от Филиппа.
Сердце Эвелин раскрылось, точно крышка заржавевшей музыкальной шкатулки.
— Ты хотя бы говоришь по-французски? — спросила она.
Синджон нахмурился.
— Un peu, — ответил он. — Немного. А почему ты спрашиваешь?
Он вновь опустился в кресло, и Эвелин смотрела, как он ест.
— А я говорю на этом языке бегло.
— Да?
— Да. Разве ты не должен взять с собой кого-то, кто хорошо говорит по-французски? — спросила Эвелин, не сводя глаз с Синджона. — На всякий случай?
Эвелин заметила, как в его глазах вспыхнуло понимание. Он со звоном положил вилку на стол.
— Ну нет. Ты останешься здесь, на лодке, в безопасности, Эвелин. Это не игра.
Эвелин подалась вперед.
— Это корабль, — поправила она. — И мы играем в очень замысловатую игру с того самого момента, как я тебя встретила. Ты исполнял роль лакея. Играл в кошки-мышки с властями под моей крышей. Ты играл роль моего любовника, а теперь играешь в смертельные жмурки с Филиппом. Я — один из главных игроков. К тому же ты должен мне пять сотен. Поэтому я настаиваю на том, чтобы ты взял меня с собой.
— В постели с тобой я не играл, — возразил Синджон в попытке отвлечь Эвелин. — Я был честен.
Эвелин попыталась улыбнуться, как будто его слова ничего для нее не значили.
— Только имена были ненастоящие, — язвительно заметила она. — Вернее, лишь твое. Поскольку французы наши враги, разговаривать буду я, особенно если нас остановят, — продолжила она, как ни в чем не бывало. — Я могу отвечать по-французски. Ты будешь играть роль моего слуги, от которого слов никто не ждет.
На лице Синджона отразился протест, но Эвелин сделала вид, будто ничего не заметила.
— До тех пор, пока Филипп жив, я графиня Эленуар. Французская графиня. Никто не станет расспрашивать благородную даму, путешествующую в сопровождении мальчишки-слуги.
Брови Синджона взметнулись вверх при подобном описании.
— Быстро скачущего всадника тоже никто не станет расспрашивать.
— У тебя есть лошадь? — поинтересовалась Эвелин.
Синджон отвел глаза.
— Я собирался обзавестись конем.
— Ты собирался его украсть?
Синджон не ответил, и на его лице не отразилось раскаяния.
— Мы наймем четверку лошадей и экипаж. Куда мы поедем? Это далеко?
Эвелин в возбуждении наклонилась над столом. Впервые за многие месяцы — нет, годы — она чувствовала себя свободной и собиралась в полной мере насладиться этой свободой.
— Эвелин, ты не можешь…
