Лавирль Спенсер - Осень сердца
— Вы подложили записку моему отцу в мороженое? — задрожали от смеха уголки ее рта.
Она закрыла рот руками и, обратив смеющееся лицо к Харкену, спросила:
— Моему отцу, Гидеону Барнетту?
— Именно ему. — Молодой человек с. восхищением глядел на девушку.
— И что же там было написано?
— Что я знаю, как выиграть регату в следующем году.
— А что папа на это ответил?
— Он сказал: ты уволен.
— Ax… — Улыбка исчезла с лица Лорны, она быстро и внимательно взглянула на юношу, понимая, что его положение совсем не кажется смешным, и опустила глаза, но сейчас же опять подняла их и снова, не удержавшись, засмеялась. — Ради Бога, простите.
— Не берите в голову. Меня спасла миссис Шмитт. Она заявила, что, если меня уволят, она тоже не останется.
— Так что теперь вас не увольняют?
Харкен медленно покачал головой.
— А вы правда знаете, как папа сможет выиграть парусные гонки в следующем году? — Девушка бросила на Пенса заинтересованный взгляд.
— Да, конечно, но он не стал меня слушать.
— Ну, это уж само собой разумеется, папа вообще никогда никого не слушает. Вы страшно рисковали, пытаясь дать ему совет.
— Теперь-то я и сам это понимаю…
— Скажите, а как он все-таки сможет выиграть гонки?
— Изменив конфигурацию лодки. Уж я бы смог это сделать для него. Я мог бы…
Миссис Шмитт вернулась, неся чашку с прозрачным напитком бледного зеленоватого цвета.
— Вот вам, мисс.
— О, благодарю. — Девушка взяла чашку обеими руками.
Разговор стал общим, однако, несмотря на то, что кухарка стояла рядом и вежливо кивала в ответ головой, Лорна поняла, что ей не стоит больше оставаться здесь и обсуждать с ними свои семейные дела и проблемы парусного спорта. Бросив случайный взгляд на потупившихся служанок, Лорна догадалась, что эти люди только из вежливости не ложатся спать и что пора расходиться.
— Ну ладно, еще раз спасибо, спокойной ночи, — вежливо попрощалась девушка. — Спокойной ночи, миссис Шмитт.
— Спокойной ночи, мисс.
Немного помедлив, Лорна еще раз взглянула на молодого человека.
— Доброй ночи, Харкен.
Она заставила себя строго улыбнуться, потом взглянула на него уже совсем ласково и пошла к выходу. Замерев, ничем себя внешне не выдав — ни улыбкой, ни жестом, — Харкен с бьющимся сердцем жадно всматривался в ее гордый профиль и с силой сжал веник в руках. Это не его дело, конечно, но человек, которого чуть не выгнали в шею, не выбирает себе занятие. И все же, когда она взялась за ручку двери, Йенс решился спросить:
— Мисс, можете ли вы ответить на один вопрос? Мне говорили, что в семье Барнеттов три дочери, которая из них вы?
— Лорна, самая старшая, — бросила она через плечо.
«Так это Лорна», — подумал он и, стараясь скрыть волнение, спокойно произнес:
— Ну что ж, мисс Лорна, тогда спокойной вам ночи.
Но спокойной ночи не получилось. Лорна, улегшись в постель, смотрела невидящими глазами в темный угол спальни. Она старалась что-то понять, собрать мысли, заснуть. Но сна не было. Было только удивление, невозможность осмыслить, охватить происшедшее. Перед ней стояли синие глаза слуги из кухни. Неужели это тот самый человек, который имел смелость написать записку папе и посоветовать ему, как можно выиграть гонки? Когда она сама чуть ли не умирала от любопытства, пытаясь узнать секрет победы в регате; А ссора между папой и мамой, о которой еще долго будут болтать все в округе? И потом, что может чувствовать, как может спокойно думать прелестная молоденькая барышня в этот столь знаменательный для нее вечер, когда она играла гостям на рояле и хоть и на короткое время, но исполняла обязанности хозяйки дома вместо матери, чувствуя себя так, как и подобало в таком положении, когда она первый раз в жизни попробовала глоток шампанского с ромом и даже получила от этого наслаждение. А как она секретничала с Тейлором на веранде, да она была абсолютно уверена в том, что он ее точно поцеловал бы, будь они там одни!
И вся эта ночь слилась в какую-то волшебную, чарующую сказку, когда восемнадцатилетняя девушка не может просто так заснуть, ведь жизнь с такой же силой кипит у нее в душе, как в куколке, в которой будущая бабочка бьет крылом, готовясь навсегда покинуть ее ради новой жизни.
Глава 2
В своих апартаментах в имении Роуз-Пойнт Лавиния, прежде чем лечь спать, надела огромную белую ночную сорочку с длинными рукавами и, несмотря на жару, наглухо застегнула ее по самое горло на все пуговицы. Только после этого она вышла из-за ширмы, которая скорее служила украшением для ее кровати, и, не говоря ни слова, опустилась на стул. Мэтти, ее горничная, уже ждала ее у туалетного столика.
Мэтти убрала розу из органди и гребни, расчесала волосы и заплела их в одну толстую косу.
— Что-нибудь еще угодно, мэм? — спросила она.
Лавиния встала, все еще царственно величественная, несмотря на то, что лишилась своей короны. Она редко благодарила за помощь: благодарностью было жалованье, которое она платила за работу. Более того, благодарность пробуждала у прислуги самодовольство и удовлетворение, а это, в свою очередь, вызывало лень. Машинально растянув губы в улыбке, Лавиния проронила:
— Больше ничего, Мэтти, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мэм.
Застыв в позе идола, Лавиния подождала, пока не закрылась дверь за горничной, а затем, стоя перед зеркалом, задрала вверх ночную рубашку. Весь живот был в багровых полосах от сдавившего его корсета, которые она стала с наслаждением расчесывать, пока на коже живого места не осталось. Затем застегнула пояс трико, погасила свет и прошла в спальню.
Гидеон сидел на кровати и курил сигару с таким видом, словно он хотел запустить этой сигарой Лавинии в лоб.
Матрас был высоким, и Лавиния всегда была под прицелом, когда взбиралась на него.
— Тебе обязательно надо курить эту мерзость здесь? Воняет горелым дерьмом.
— Это моя спальня, Лавиния! И я буду курить здесь, если мне так захочется!
Она плюхнулась на кровать со своего края, повернувшись к мужу спиной и натянув простыню до самой шеи, хотя было так жарко, что у нее даже ноги вспотели. Но она все же не решалась лечь поверх простыни. Каждый раз Лавиния проделывала это, когда ее муж делал что-нибудь ей назло или лез не в свое дело, и всякий раз она задавалась одним и тем же вопросом: когда же ему это надоест окончательно?
А Гидеон продолжал дымить своей сигарой, хотя и знал, что жена не переносит запах табака, но ведь она одержала верх над ним сегодня вечером, а уж этого, простите, он никак стерпеть не мог.
«Все идет как надо, — подумала Лавиния, — двоим можно играть в одну и ту же игру».
