Джо Гудмэн - Полуночная принцесса
– Сегодня я не могу тебя забрать. Мне надо будет уйти. Я прибыл сюда не в экипаже, а верхом на Либерти. Она отвезла бы нас обоих, но я не думаю, что ты сможешь ехать в седле – во всяком случае, не в таком состоянии. И потом, на улице не меньше семи градусов мороза. Мы не проедем и квартала, как ты замерзнешь насмерть. Я живу севернее, очень далеко отсюда – на Пятой авеню. – Кристиан понимал, что его бестолковый лепет – лишь жалкая попытка оправдать свою беспомощность в данный момент. Это не входило в их со Скоттом план. – Так не пойдет, мне придется уехать. Подожди несколько дней. Всего несколько дней. Обещаю! – добавил он зачем-то.
– Не-е браа-сай меня-яах! – опять выдавила она, задыхаясь от душивших ее рыданий. – Пажа-алста!
Тут Кристиан понял, что сейчас Джейн Дэу разрыдается по-настоящему. Встав с кровати, он подошел к девушке и осторожно опустился рядом на корточки, стараясь при этом не дотрагиваться до нее.
– Я здесь. Я не собираюсь тебя обижать, – повторил он ласково. – Мы с доктором Тернером хотим помочь тебе. Но сегодня я ничего не могу сделать. И еще – Скотта нельзя впутывать в это дело. Понимаешь? Тебе нельзя произносить его имя, нельзя никому говорить о том, что я тебе сказал. Ты слушаешь, Джейн? Пожалуйста, пойми! Ты должна понять. Я не могу здесь больше оставаться. Сейчас мне надо уходить.
Рыдания резко смолкли, и Кристиан слегка вздрогнул от неожиданности, почувствовав на своем запястье ее на удивление цепкие пальцы. Казалось, она точно знала, где находится его рука.
– У тебя что, кошачьи глаза, а, Джейн Дэу? – мягко спросил он, пытаясь высвободить руку.
Она держала крепко. Кристиан вспомнил, что говорил доктор Гленн об этой пациентке. Неужели все-таки прав Гленн, а Скотт ошибся?
– Да, кошачьи? – опять спросил он таким тоном, каким разговаривают с капризным ребенком. – Что-то я не припомню, чтобы у тебя были такие глаза. Помню только, что они у тебя очень красивые. Кажется, ярко-карие. С оттенком корицы и горького шоколада.
Кристиан оставил попытку высвободить руку и стал подниматься с намерением отвести Джейн обратно к кровати. Выбор у нее был невелик – либо она идет с ним, либо он тащит ее силой, либо она отпускает его и остается на месте. Она послушно пошла за ним, но это не слишком обрадовало Кристиана. Когда они подошли к койке, она все так же мертвой хваткой сжимала его руку. Конечно, при желании он всегда мог вырваться – быстрый захват снизу, и готово. Но такая мера могла озлобить Джейн, а Скотт Тернер предупреждал его не делать этого. Пока Кристиан колебался, Джейн вдруг подняла его руку и приложила ладонь к своей левой груди.
– Ваа-зьми меня-яах!
Приблизившись, она принялась извиваться всем телом и тереться грудью о его ладонь. Замешательство – вот то главное чувство, которое охватило Кристиана. А уж потом было ощущение мягкой плоти, наполнившей его руку, и мокрой сорочки, прилипшей к ее телу. Он что, изначально неверно понял ее просьбу или она предлагает себя в обмен на свободу? Чего она хочет? Чтобы он взял ее здесь, на койке, или чтобы он взял ее с собой на морозную улицу? Может быть, она просто припадочная шлюха-сифилитичка, попавшаяся в один прекрасный день на глаза Скотту Тернеру? Кристиан с трудом верил в это, предпочитая относиться к ее действиям как к попытке заставить его сдаться и забрать ее отсюда.
– Это не то, чего ты хочешь, – твердо заявил он. «Видит Бог, – подумал он, – это и не то, чего хочу я». Он бы посчитал себя грязным сутенером с Файв-Пойнтс, если бы внутренне откликнулся на предложение Джейн.
– Мне надо идти, пока меня не увидели. Скоро придут проверять твое самочувствие. Если меня застанут здесь, я уже больше не смогу сюда приходить.
Он сомневался в том, слушает ли его Джейн. Она продолжала прижиматься к нему всем телом. Сюртук, который он дал ей, сполз с ее плеч, коснувшись руки Кристиана по пути на пол. Интересно, как она выдерживает такой холод? Доктор Гленн предупреждал, что она не чувствует того, что чувствуют все нормальные люди. Правда, она стояла так близко к нему, что фактически грелась о его тело. Это невероятно, но он чувствовал, как отзывается на маленькую ручку, заскользившую у него меж ног. Слишком ошеломленный, чтобы сердиться, Кристиан просто стоял на месте, предоставив Джейн делать все, что ей заблагорассудится.
– Ты привыкла всегда получать все, что хочешь, да? – сухо спросил он. – Наверное, поэтому Элис Вандерстелл называет тебя Принцессой?
Внезапно Кристиан почувствовал резкую, пронзительную боль в паху. Позже он понял, что Джейн нанесла ему унизительный и сокрушительный удар коленом. Вот чего он никак не ожидал! Провели, как какого-то простака из салуна Боуэри! Да, она хитра, коварна, и наверное, все, что говорил про нее доктор Гленн, соответствует истине. Он все больше убеждался в том, что Скотт Тернер ошибся.
Кристиан на трясущихся ногах согнулся пополам, дабы увернуться от дальнейшего нападения и облегчить боль. После удара Джейн он, увы, не сумел сдержать тихого, сдавленного стона. Этот звук помог ей найти его лицо в непроглядной тьме комнаты. Двойной удар кулаком в скулу и в висок отбросил Кристиана в сторону и одновременно назад, на кровать. Он перекатился к стене, пытаясь увернуться от нападения, но не тут-то было: ее тонкие руки летали, как крылья ветряной мельницы, осыпая его непрерывным градом ударов. В конце концов Джейн посетила неизбежная удача: кулаки ее нашли то же место на левой ноге Кристиана, что и свинцовая пуля под Геттисбергом.
Теперь взор Кристиана заволокла тьма другого рода. Тьма глухая, мрачная, безжалостная. Он смолк, потеряв сознание.
Дом Маршаллов был рядовым особняком коричневого камня, построенным в середине века, когда нью-йоркские деньги перетекали в верхнюю часть города. В то время Пятая авеню к северу от 23-й улицы была еще немощеной и походила скорее на деревенскую коровью тропу. Там почти никто не жил, и многие Нью-Йоркцы пророчили провал плану заселения северной территории. Они ошибались. Пятая авеню, от Вашингтон-сквер до Мэдисон-сквер, утвердилась как центр светской и модной жизни города, а особняки коричневого камня стали символом денег.
Дом Маршаллов, подобно соседним зданиям-особнякам, представлял собой грандиозное сооружение, отражавшее богатство и традиции его первых владельцев. Люди, сделавшие миллионы на рискованном заключении сомнительных сделок, не отличались разнообразием вкусов, когда дело касалось строительства их жилищ. Лишь тонкая грань отделяла оригинальность от пошлой демонстрации богатства нуворишей.
С подачи отца Кристиана дом Маршаллов был выдержан в том же духе помпезного консерватизма, граничащего с безвкусицей. Подъезды украшали внушительные коринфские колонны и пилястры. Мансардная крыша, высокие овальные окна и богатый орнамент на камне придавали дому вид чопорный и респектабельный. Внутреннее убранство особняка было не менее величественным. На первом этаже располагались следующие комнаты: просторный банкетный зал (не путать со столовой!), солярий, рабочий кабинет, роскошная библиотека, три гостиные и галерея с гобеленами и скульптурами.
