Мэри Бэлоу - Нежданный праздник
– Я всегда вежлива, милорд.
– Но не тогда, когда разрываете помолвку.
– Полагаю, вас подводит память, милорд. Полагаю, помолвка была расторгнута, по меньшей мере, по взаимному согласию. Полагаю, именно я была обвинена в корысти и попустительстве. Мужчина, который дорожит своей помолвкой, так не скажет.
– А я был холодным, скупым и жестоким. Не таких похвал ждет мужчина от своей невесты.
– Вы совершенно правы. Мы находимся в чертовски неприятной ситуации. Я не могу представить никого, чье общество в течение нескольких дней было бы мне менее желательно. Сам дьявол был бы предпочтительнее.
Виной всему были его близость, твердые мышцы под ее рукой, тепло его тела, его запах, все так странно знакомое. Она ненавидела его близость. Она ненавидела мысль, что неизвестно сколько им придется вместе жить в одном доме, и в этом же доме спать.
Она подумала, что так сильно ненавидеть можно только того, кого ты когда-то столь же сильно любил. Эта мысль совсем не утешала.
– Вопрос в том, – сказал он, усадив ее в гостиной и встав перед ней с руками, заложенными за спину, – сможем ли мы, миледи, на время забыть о взаимной антипатии для того, чтобы привнести немного счастья в жизнь невинных детей? Я смогу. Сможете ли вы?
– Да, – огрызнулась она. – Да, милорд, смогу. Но мы должны найти для беседы что-то менее личное. Может, начнем с погоды?
– Да, похоже, это тема, относительно которой в данный момент можно много чего сказать, – ответил он, усаживаясь напротив нее. Он достал из кармана табакерку и открыл ее щелчком большого пальца – жестом, который она так хорошо помнила.
Да, легко не будет.
***Виконт Морси стоял у окна своей спальни, барабаня пальцами по подоконнику и глядя наружу. Все было именно так, как и ожидалось, только, пожалуй, хуже. Утренний свет слепил глаза, хотя небо по-прежнему было затянуто тяжелыми облаками и сквозь них не пробивалось ни лучика солнца. К тому же, снег все еще шел. За окном не было ничего, кроме слепящей глаза белизны. Ничего. Столбы ограды увенчались большими снежными шапками, а ветви деревьев сгибались под тяжестью снега. Невозможно было разобрать, где заканчивалась лужайка и начиналась дорожка, где начиналась и заканчивалась подъездная дорога. Ворота были едва различимы. Вряд ли их удастся открыть. Похоже, что за ночь выпал по крайне мере фут снега.
Замечательно! Все его пророчества сбылись. Они оказались целиком и полностью отрезаны от мира и надолго заперты в этом доме. На все Рождество. Он, леди Карлайл и трое детей. И он лишен даже сомнительного удовольствия уединиться в своей комнате или внизу, в библиотеке без книг, только с теми немногими, что привез с собой, и с графином бренди. Лишен, так как вчера вечером согласился нарушить все правила приличия и благопристойности, чтобы позволить детям насладиться Рождеством. Он не передумал, но этим утром понял, что организация праздника для трех маленьких детей потребует довольно значительных усилий с его стороны.
Он не ждал, что леди Карлайл соизволит выйти вместе с ними. Он обратил внимание, что она избежала ответа на вопрос о готовности поморозить нос, а также пальцы рук и ног. Несомненно, она предпочла бы остаться в доме, улыбкой поддерживая их из окна. Но даже в этом случае ей могло казаться, что она слишком далеко от камина.
Виконт нахмурился, пальцы забарабанили быстрее. Он должен был позволить ей узнать, что намерен приехать сюда. Возможно, она осталась бы в Лондоне. Но, черт побери, это было бы несправедливо. Она в той же степени, что и он, ответственна за устройство будущего их осиротевших племянников. И, возможно, даже в большей, чем он – в конце концов, она женщина, а дети – это прерогатива женщин. Впрочем, у него хватило совести раздраженно признать, что это не аргумент.
Ему хотелось бы, чтобы она держалась подальше или дала бы ему знать, что собирается приехать сюда, и тогда бы он держался подальше. Коттедж совсем небольшой. Их спальни рядом. Он повернул голову и бросил взгляд на стену, их разделяющую. Не раз в течение беспокойной и почти бессонной ночи он смотрел на эту стену. Он поймал себя на том, что от нечего делать вычислил, сколько футов может быть между их кроватями.
Он неохотно вспомнил гибкую, блещущую красотой, улыбчивую, интеллигентную, остроумную девушку, какой она была во время ее первого сезона. И его страстную одержимость ею. А ее – им. Они объявили о помолвке спустя два месяца, хотя ее семья была нетитулованной, и у нее почти не было приданного. Весь следующий месяц они строили планы, мечтали и любили друг друга – совершенно невинно. И только один раз, в Воксхолле, они позволили себе почти забыться.
В то время он провел много беспокойных и почти бессонных ночей.
А потом ее брат, на сомнительную репутацию которого он не обращал внимания, потому что любил ее, стал увиваться за его сестрой, хотя та в свои семнадцать еще даже не выезжала в свет. И эта парочка, снюхавшаяся за его спиной, вскоре объявила о своем желании пожениться. И тем самым разлучила их с Урсулой. Они ожесточенно ссорились, защищая своих брата или сестру, от которых вскоре отреклись. Однако недостаточно быстро, чтобы спасти их собственную помолвку.
Пальцы виконта забарабанили еще быстрее. Тогда ему едва удалось сохранить лицо. Прежде, чем он смог собрать обрывки своей гордости и придти к ней, чтобы принести извинения и наладить отношения, она объявила о помолвке с Карлайлом и почти немедленно вышла за него замуж. Такова была глубина ее чувств к нему.
Виконт решительно отвернулся от окна и пошел к двери. Обычно он не пропускал завтрак, но этим утром ему совсем не хотелось есть. У него не было желания составлять ей компанию, а тем более быть добычей ее острого языка. Хотя, скорее всего, в столовой ее не будет. Большинство леди из его окружения, да что там леди, даже те, кто ими по определению не являлись, не появлялись из своих будуаров ранее полудня. Но он не хотел рисковать. И повернул в сторону детской. По крайней мере, если он выйдет с детьми на улицу, у него будет шанс на пару часов избежать общения с нею.
Он тихо повернул дверную ручку и медленно открыл дверь. Возможно, дети еще не проснулись. Но они уже были на ногах и, как и следовало ожидать, вместе с няней толпились у окна. Но нет, их няня стройной не была. И рыжеволосой тоже.
Будь все проклято! Заходя в комнату и закрывая за собой дверь, он порылся в памяти и нашел несколько выражений, куда более точно описывавших его чувства. Настоящая няня присела в глубоком реверансе где-то справа от него. Он повернул голову и кивнул ей, прежде чем сосредоточить внимание на компании у окна.
