Розмари Роджерс - Все, что пожелаю
И все же… все же она помнит красивого, пылкого молодого человека, похитившего ее сердце на балу в Новом Орлеане, так ясно, словно это случилось вчера, а в ушах по-прежнему звучит низкий хрипловатый голос Джона, приглашавшего ее на танец. Ах, он был так галантен, смел, благороден, что легко очаровал ее и вскружил голову. Должно быть, Миньон потеряла разум, вообразив, что способна обрести счастье в Америке, так не похожей на ее любимую Францию! А Нью-Мексико… Боже, какое омерзительное место! Полуодетые дикари, спускавшиеся по ночам с гор, чтобы грабить, жечь и насиловать! Грубые мексиканцы, все еще считавшие эту территорию своей, несмотря на то что после войны все права на земли были у них отобраны. Ни одного спокойного дня, ни одной мирной ночи без страха за жизнь, свою и ребенка, страха, который не могла прогнать даже любовь.
Нет, Миньон не сумела вынести тягот брака, и Джон так и не простил ее за это.
Но теперь все позади. Джон в могиле.
Закрыв глаза, Миньон постаралась прогнать мимолетную печаль. Анжелика ошибалась: она не питала ненависти к брошенному мужу. Наоборот, любила так, что даже не пыталась заставить себя развестись или воспылать чувствами к другому. Но Джон не мог покинуть родину, а она не могла там остаться.
И вот теперь, через двадцать лет, она снова здесь и скрепя сердце привезла с собой дочь — ради наследства, которое убьет Анжелику, если та его примет. Но мать не допустит этого и будет бороться не на жизнь, а на смерть, чтобы не дать Анжелике совершить глупость и рисковать собой в этой враждебной стране. Уж она постарается, чтобы дочь продала все и вернулась во Францию, где их ждет новая жизнь в богатстве и довольстве. Что теперь запоют члены семьи Левасер, всегда смотревшие на них как на бедных родственников, хотя Анжелика всегда считалась рожденной в законном браке и не терпела никаких неудобств. Нет, Миньон пошла на все, чтобы послать дочь в лучшую школу. Анжелика получила достойное образование и всегда вращалась в приличных кругах, где встречалась с достойными, богатыми людьми, занимавшими видное положение в обществе. Но этого недостаточно. Зато теперь она стала богатой наследницей.
Хорошенько поразмыслив, Миньон решила пренебречь правилами приличия, требовавшими, чтобы дочь и жена усопшего носили траур не менее года. В конце концов, кому известно, что у Анжелики только что умер отец?
Поэтому Миньон выбрала для дочери наряд, по ее мнению, самый подходящий для молодой невинной девушки. Правда, временами Анжелика казалась гораздо старше своих лет, и матери становилось не по себе, когда она подмечала устремленные на девушку взгляды, полные восхищения и нескрываемого желания. Когда-то и на нее взирали точно так…
Нет, не стоит, чтобы Анжелику посчитали чересчур опытной для своих лет.
Миньон встряхнула отделанное оборками платье из грогрейна[2] цвета слоновой кости, прекрасно оттеняющее фарфорово-прозрачную кожу и волосы цвета червонного золота. Такой поразительный контраст составляют ее пылающие локоны и огромные фиалковые глаза, настойчиво напоминавшие Миньон о Джоне Линдси. Ах, Анжелика так похожа на отца, хотя сама не сознает этого. И подобно Джону никогда не сомневается в собственных способностях и возможностях. Настоящая американка, хотя всю жизнь провела во Франции. Как это могло случиться? Сама Миньон старалась не упоминать об Америке, но Анжелика была с детства очарована этой страной и даже требовала, чтобы ее называли этим ужасным грубым именем Анжи!
Должно быть, всему виной буйная отцовская кровь, которую давно пора укротить. И Миньон сделает это! Не позволит, чтобы Анжелика превратилась в такую же дикарку, как все здешние уроженки! И позаботится о том, чтобы как можно скорее оказаться во Франции.
Глава 4
Отель «Сен-Луис» располагался в самом сердце старого города и был весьма любим креолами за модные балы, которые давались здесь с большой помпой. В ротонде, круглом помещении со сводчатым потолком, в центре отеля часто проходили политические собрания. Бальные залы находились на втором этаже, куда вели два выхода, с Ройял-стрит и Сен-Луис-стрит.
И сегодня собравшимся в ротонде показалось вполне естественным переместиться в бальный зал, где играла музыка и разгуливали прекрасные женщины в элегантных нарядах.
Анжи остановилась на пороге, желая скорее осмотреться, чем произвести фурор своим появлением, однако немедленно привлекла внимание молодых людей.
— Распрями плечи, — прошептала Миньон, наклонившись к дочери. — Будешь горбиться — платье повиснет как на вешалке.
Хотя девушка немедленно повиновалась, в глазах блеснула мимолетная неприязнь к материнским наставлениям. И чтобы избежать дальнейших лекций, Анжи поспешно шагнула вперед. Мимоходом поймав свое отражение в высокой зеркальной двери, она с отчаянием подумала, что выглядит настоящей провинциальной простушкой. Очередная проигранная битва: она так хотела надеть модный туалет прилегающего покроя из переливающейся синей ткани, сшитый самим Бортом, знаменитым парижским портным! Но мать, как всегда, настояла на своем! Не такое впечатление она хотела произвести и сейчас по-прежнему чувствовала себя ребенком, а не взрослой молодой женщиной.
Длинная широкая юбка, отделанная розовыми оборками, едва не волочилась по полу. Верхняя юбка из игольного кружева нежного сиреневого оттенка была задрапирована сзади двумя лентами гро-гро, завязанными бантом. Белая пена жабо сколота аметистовой брошью в тон глазам. Большой камень переливался сотнями искр в огнях хрустальных люстр. На шее поблескивал золотой медальон, а в ушах сверкали золотые серьги с аметистами.
Миньон так и не удалось настоять, чтобы дочь надела перчатки, и обнаженные руки и плечи отливали перламутром. В руке Анжела держала маленький кружевной веер из слоновой кости, привязанный к запястью лентой. Всего лишь мода во Франции и жестокая необходимость в здешней жаре.
Расстроенная очередным спором из-за платья, Анжи, вызывающе глядя на мать, взяла бокал пунша с подноса официанта и медленно потягивала прохладную шипучую жидкость, рассматривая комнату поверх позолоченного краешка.
— Ты считаешь это приличным, малышка? Анжи, равнодушно пожала плечами:
— Всего лишь пунш с шампанским, ничего особенного.
— Да, но если он ударит тебе в голову, можешь натворить глупостей.
— Я вот уже несколько лет как пью шампанское и знаю, когда остановиться.
Она сама понимала, что зря дерзит и капризничает, но так устала от бесконечных замечаний и постоянного осуждения! Почему мать вечно обращается с ней как с младенцем? Кроме того, Анжела чувствовала себя настоящей дурочкой в этих оборках и кружевах! Не то что мать, в ее дорогом модном туалете!
