Ферн Майклз - Гордость и страсть
Мэрилин смущенно покраснела. Сколько она себя помнила, ей никогда не доводилось слышать подобных разговоров. Поэтому она не могла осмелиться задать вопрос миссис Квинс, но та уже продолжила, словно читая мысли девушки:
– О да, моя дорогая, матерью Себастьяна была местная девушка-индианка, нежная и изумительно красивая. До самой смерти она боготворила своего сына. Что касается его отца, то он неизвестен. Думаю, о нем не знает и сам Себастьян. Поговаривают, что это Фарли Маллард, оставивший Себастьяну захудалую плантацию, доходов с которой едва хватило, чтобы отправить юношу учиться за океан, в Англию. Вернувшись в Бразилию, Себастьян взял бразды правления в свои руки и, надо сказать, работал день и ночь, чтобы сделать плантацию процветающим владением, каковым она сегодня является.
– Но почему вы мне все это рассказываете, миссис Квинс? Вам не нравится мистер Ривера? Мне показалось, вы были рады видеть его и так приветливо обращались с ним.
– Боже милостивый! Дитя мое, конечно он мне нравится. Я в него просто влюблена. Даже когда он был мальчиком, от него исходила какая-то неведомая сила, словно ему суждено добиться большого успеха. Все считают, что Себастьян Ривера – честный и надежный человек. Я рада, что наконец-то общество приняло его.
– Что значит «наконец»?
– Потому что из-за любви к матери-индианке или по причине своей гуманности, Себастьян сочувствует индейцам. Когда плантация начала приносить доход, он освободил своих рабов и начал платить им за их труд. И они продолжают работать на него, почитают Себастьяна и даже любят его. Он – их спаситель на этой земле. Неслыханное дело, чтобы в этих краях хозяин освободил своих рабов.
– Неслыханно? – Мэрилин не верила своим ушам. – Но мой отец так радовался, что принцесса Изабелла издала закон, по которому рабов следует освобождать по достижении ими шестидесяти лет. Я помню, как читала об этом в учебниках. Отец сказал мне тогда, что сменится несколько поколений, прежде чем все люди в Бразилии станут свободными!
– Вы правы, дорогая. В 1871 году вышел закон принцессы Изабеллы. Согласно этому закону все дети рабов, родившиеся после 1871 года, становятся свободными. Но бессовестные плантаторы озабочены лишь своими прибылями. Они не могут решиться платить работникам даже гроши, предпочитая держать рабов, кормить их скверной пищей и селить в жалких тростниковых хижинах. И пусть вас не шокируют условия их жизни. Многие из нас подавали петиции о необходимости освобождения всех рабов. Дело осложняется еще и тем, что правительство чувствует слабость экономики. Но если достаточно большое число плантаторов заявит о своих требованиях, нас услышат. Себастьян подал яркий пример в пользу освобождения рабов. Теперь на него трудятся наемные работники, и он собирает каучука больше всех в округе.
– Как же эти бессовестные плантаторы могут заставлять индейцев работать? Ведь многие из них по закону являются свободными людьми, а их дети теперь свободны от рождения.
– Совершенно верно. Любовь индейцев к своим детям несравнима ни с чем. Однако некоторые рабовладельцы говорят: «Если ребенок не будет работать в поле рядом с родителями, ему здесь не место. Выгоните его на улицу!». Родители не хотят расставаться со своими детьми, поэтому остаются и работают на плантатора, даже если им уже за шестьдесят и они могут считать себя свободными. Куда им идти? Кто даст им работу, старым и немощным? Они остаются на плантациях и тяжко трудятся, пока не падают замертво.
– А вы, миссис Квинс, освободили своих рабов?
– Освободили тех, кто родился после семьдесят первого года. Но они еще слишком малы, чтобы работать на плантации, так что это не влияет на наш бюджет. А старикам, которым за шестьдесят, мы поручаем легкую работу в саду или на сыроварне. Они благодарны за то, что мы их кормим и даем возможность остаться со своими семьями. К тому же условия жизни у нас гораздо лучше, чем на многих других плантациях.
Себастьян всячески пытается убедить плантаторов освободить рабов и повысить их жизненный уровень. Он достоин поклонения. Доброта – его единственный закон. Он защитник угнетенных масс. И все же не стоит заблуждаться на его счет: в делах с торговцами каучуком Себастьян Ривера не уступит им в безжалостности. Себастьян – человек честный, но не позволяет себя обманывать. Он мудр и преисполнен сострадания. – Миссис Квинс поправила оборку на лифе своего платья и добавила: – Одно время мне хотелось, чтобы Себастьян стал моим зятем. Но этого не случилось. Могу утешиться лишь тем, что многие другие матери девиц на выданье также не преуспели в этом деле. Наверное, вам покажется странным, что мать стремится заполучить в мужья своей дочери человека сомнительного происхождения. Но помните, я говорила вам, что здешнее общество весьма отличается от того, к которому вы привыкли.
Мэрилин улыбнулась, задумчиво глядя на воду. Она почувствовала, как собеседница легко коснулась ее руки.
– Простите меня, Мэрилин. Наверное, я не должна была рассказывать вам об этом. Но я горда тем, что вы смогли выйти за рамки понятий своей обеспеченной жизни и принять вещи такими, как они есть. Я вижу, что вы замечательная девушка. Вы придадите некоторый блеск жизни на плантациях. Все молодые люди будут виться вокруг вас, словно мухи вокруг горшка с медом.
Мэрилин громко рассмеялась. Если среди этих «мух» будет Себастьян… Девушка вспыхнула из-за таких бесстыдных помыслов.
В тот вечер Мэрилин одевалась особенно тщательно. Досадуя, что волосы так и норовят завиться в непослушные кудри, она расчесывала и приглаживала их до тех пор, пока не добилась нужного эффекта. Получилась высокая прическа, выше, чем привыкла носить Мэрилин. Сегодня вечером она могла не думать о своем росте, потому что Себастьян был гораздо выше ее. После обеда Мэрилин отполировала свои овальные ногти, и они засияли мягким блескам, подчеркивая изящество тонких пальцев. Слуги наполнили ванну горячей водой, множество раз прошествовав туда и обратно с ведрами кипятка. Мэрилин растворила в воде душистую эссенцию и долго принимала ванну, наслаждаясь приятным ароматом".
Порывшись в своем гардеробе, она выбрала дымчато-розовое шелковое платье с присобранным лентами лифом.
«Сама простота», – вздохнула портниха, когда закончила платье. Это был классический фасон: мягкие складки свободно ниспадали от слегка завышенной талии. Низкий вырез полуобнажал безупречную грудь, красоту которой подчеркивал приглушенный цвет платья. А в сочетании с золотистыми волосами Мэрилин контраст был потрясающим. Девушка хотела приколоть страусиные перья, такие модные в этом сезоне, но неожиданно резко отбросила их. В таком виде она бы чувствовала себя глупо и легкомысленно. Еще когда портниха убеждала, что перья будут особенно эффектно смотреться с нарочито простым платьем, Мэрилин знала, что это не так. Единственным дополнением, которое здесь требовалось, был незамысловатый кулон из кварца. Именно такой хотел бы увидеть ее Себастьян. Он не из тех мужчин, которые любят женщин, увешанных «побрякушками», как называл излишние украшения ее отец.
