Шейла Бишоп - Девица на выданье
– Держитесь, я не хочу, чтобы вы упали.
Послышался какой-то свистящий звук, и растения выпустили маленького пса из плена. Харриет обнаружила, что прижимает его дрожащее тельце к своему новому жакету, но неблагодарный Сэм выпрыгнул из ее объятий и кинулся к Хлое.
– Это было очень глупо, – сказал Верни. – Если бы вы потеряли равновесие, то могли бы утонуть.
– О, я совершенно уверена, что вы бы меня спасли, – отозвалась Харриет.
Она подумала: оказаться в объятиях Верни на берегу озера – гораздо лучше, чем быть замурованной монахиней. Китти называла ее героиней, а Хлоя, заливаясь слезами, ласкала своего любимца и винила себя в случившемся. Мисс Пригл проявила некоторую долю здравого смысла.
– Я убеждена, вам следует немедленно отправиться домой, мисс Пайпер, и переодеться. Вы же не хотите схватить простуду?
– Вы совершенно правы, мисс Пригл, – поддержал ее Верни. – Не стоит откладывать, Харриет. Я отведу вас обратно в Довер-Хаус.
Харриет хотела было сказать, что ей не нужен эскорт, но вовремя осознала, что таким образом лишит себя самого приятного ей общества.
Они двинулись быстрым шагом. Вода хлюпала в ботинках Харриет, к новому платью прилипла тина, но ей было все равно. Она сожалела лишь о том, что Верни заставил ее шагать так быстро и это делало беседу совершенно невозможной.
Они уже пересекали дорогу, когда из пасторского дома с корзинкой в руках вышла миссис Кейпел.
Она еще не видела своего зятя, и его теперешний вид рядом с Харриет в запачканной юбке и мокрых ботинках вызвал у нее такое количество противоречивых догадок, что она почувствовала некоторое замешательство.
Верни сердечно приветствовал ее и объяснил, что Харриет спасала любимца Хлои и в процессе спасения сама немало пострадала.
– Ты очень хорошо поступила, Харриет. Надеюсь, твое новое платье не окончательно испорчено. – Луиза частенько давала Харриет советы насчет ее одежды и знала каждый предмет ее гардероба. – Тебе лучше отправиться прямиком домой и переодеться. Верни, можешь проводить меня до деревни? Я хочу заглянуть в несколько старых коттеджей.
– Очень жаль, Луиза. Предложение прогуляться звучит заманчиво, но мне необходимо навестить генерала и миссис Бойс.
Луиза смутилась:
– Ну разумеется, нет никакой необходимости...
– Ты же не хочешь, чтобы я оказался столь нелюбезен по отношению к дедушке и бабушке Харриет?
И Верни распрощался с ней.
Харриет была польщена. Она не знала обстоятельств, которые привели Верни обратно в Уордли, поэтому ей не пришло в голову, что даже нудные рассуждения генерала Бойса насчет его трактата о битве у Банкет-Хилла он предпочитает нравоучениям своей невестки.
Однако ему повезло. Генерал пошел прогуляться, а миссис Бойс еще не спускалась вниз. Харриет оставила Верни в гостиной и побежала переодеться, пообещав через пять минут вернуться.
Поскольку заняться было нечем, Верни принялся размышлять о событиях сегодняшнего утра. Он действительно домогался внимания Харриет, но делал это для того, чтобы позлить Ричарда. Он не простил брата за вчерашние оскорбления, и, когда они оба увидели Харриет в окно библиотеки, он не мог сопротивляться своей злой, фантазии и решил догнать девушку – прямо под носом у высоконравственного братца. У него не было никаких серьезных намерений, как, разумеется, не было и желания ранить эту крупную, крепкую, пылкую леди, у которой представлений о том, как следует себя вести, было не больше, чем у юного пса Хлои. Однако происшествие с собакой заставило его взглянуть на Харриет по-иному. Его восхитили быстрота и мужество, с которыми она бросилась спасать Сэма. К тому же, с чепцом, сбившимся на глаза, в запачканной юбке, она не потеряла самообладания, не стала восклицать, как сделали бы многие девушки, что она, должно быть, выглядит просто как пугало, добиваясь, чтобы ее в этом разубедили. Она лишь перестала уделять ему внимание, и Верни неожиданно подумал, что всегда считал ее привлекательной. Смелая, здоровая, честная и искренняя – трудно было представить себе создание, более не похожее на Памелу Сатклифф.
На рояле, лежал альбом для рисования. Верни без особого интереса раскрыл его и обнаружил, что он полон набросков Харриет. Перелистывая его, он был поражен той глубиной, которую вовсе не ожидал в ней встретить. Ее пейзажи были изящны и точны, какими и полагается быть рисункам молодых леди, и все же в них проглядывало нечто особенное, что воскрешало в памяти меланхолию и тайну изящных готических зданий: густые тени, высокие деревья, отраженные в глубокой воде. Если шумная Харриет способна создавать подобные вещи, она, должно быть, куда более интересная личность, нежели он предполагал.
– Я не знал, что вы – такой изысканный художник, – сказал он, когда она вернулась в комнату.
Харриет не стала жеманиться.
– Хотелось бы мне рисовать как следует, – ответила она. – Тот пейзаж, который висит в столовой в Холле... Вот как настоящий художник должен исполнять такие картины.
– Вы имеете в виду Клода? Говорят, мой дед создавал свой сад, имея перед глазами эту картину. У вас проницательный взгляд.
Харриет вспыхнула от удовольствия, но Верни не воспринял это ни как дань своему тщеславию, ни как предостережение. Он решил, что она превратилась в превосходную девушку, и был готов поспорить со всяким, кто с ним не согласится.
Глава 5
Харриет была влюблена. В этом, разумеется, не было ничего нового: она была влюблена в Верни, тем или иным образом, последние десять лет. Когда Харриет долго не видела своего кумира, она испытывала безнадежную привязанность к братьям некоторых своих школьных подруг. Когда девушка начала выезжать в свет и посещать балы, она ожидала, что на ее пути встретится какое-нибудь романтическое приключение, но ее партнеры в домах Саутбери все как один были скучны и неинтересны.
Теперь, причастная, наконец, к миру взрослых, она могла утверждать, что влюблена в молодого человека, который, судя по всему, отвечает ей взаимностью и которого можно счесть подходящей кандидатурой для брака. Может быть, деньги ее отца давали ей возможность замахнуться на кого-нибудь повыше, чем младший сын, но ее семья никогда не утруждала себя тем, чтобы найти для нее блестящую партию, и Харриет немного тревожилась лишь о том, что Верни может проявить в этом вопросе чрезмерную робость. Он не сделал ей никакого признания, но был чрезвычайно к ней внимателен. Прогулки по садам, поездки верхом по парку, время от времени обеды в домах соседей, их бесконечная безмолвная беседа поверх голов сторонних людей говорили больше всяких слов. Эта захватывающая игра оказала фатальное действие на ее суждения, она видела в ней окончательное доказательство того, что Верни ее любит.
