София Каспари - Лагуна фламинго
«Может быть, они приведут подмогу», — попытался утешить себя Клаудиус, но знал, что эта надежда тщетна.
Первый удар пришелся ему в лицо. Послышался хруст, и Клаудиус со сломанным носом повалился в грязь. Кровь и сукровица хлынули ему в горло. Кровь лилась изо рта и из носа, забрызгивая рубашку. Клаудиус попытался встать, но еще один удар, на этот раз кованой подошвой, отбросил его на землю.
— Помогите! На помощь! — завопил Клаудиус.
Но вокруг было тихо. Никто не шелохнулся.
Клаудиус вновь позвал на помощь.
На него посыпались новые удары и пинки. Вначале Клаудиус еще пытался защищаться, но затем силы оставили его. Все его тело превратилось в средоточие боли.
— Помогите… — еле слышно бормотал он. — Помогите! Неужели мне никто не поможет?! На помощь! На по…
В этот день Мина гуляла довольно долго. Многие считали такое поведение опрометчивым, но девушке казалось, что лучше бы уж ее похитили. Не могло быть жизни хуже, чем в этом аду, даже среди индейцев, о которых она слышала только плохое. Говорили, что племя индейцев, жившее на юге от Буэнос-Айреса, славилось своей жестокостью. Они якобы обращались со своими женщинами как с рабынями, заставляя их носить грязные лохмотья. Когда эти индейцы не отправлялись на охоту или грабеж белого населения, они проводили время за выпивкой и азартными играми. Мина горько улыбнулась: судя по всему, ее отчим и сводный брат как раз принадлежали к этому племени.
Девушка с опаской приблизилась к своему дому. Она оставила окно в одной из комнат, куда редко кто-либо заходил, открытым, и теперь ловко, точно кошка, забралась внутрь. Мина долго тренировалась, чтобы двигаться почти бесшумно, и со временем довела искусство маскировки до совершенства. Если она того не хотела, ее не так-то просто было заметить. Какое-то время девушка оставалась в тени, прислушиваясь. Было тихо. Ей даже почудилось, что в доме пусто.
Выйдя из комнаты, Мина вновь прислушалась. В доме все еще царила тишина. На кухне уже сгустились сумерки, и только из печки лился багровый свет от горящих поленьев.
На верхнем этаже послышались шаги.
— Мина, это ты? — Это была мама.
— Да, все в порядке. Я просто хотела попить.
Мина шмыгнула в кухню, подошла к ведру с водой и налила себе стакан. Затем она прислонилась к сливу и уставилась на пиджак Филиппа, небрежно оставленный на спинке стула.
За окном все еще стояла его оседланная лошадь. Похоже, братец Мины только недавно вернулся домой. Девушка вновь присмотрелась к пиджаку. На рукаве виднелся неровный шов — однажды Мина очень неудачно зашила очередную дыру. Тогда Филипп влепил ей звонкую пощечину, разбив губу в кровь. Но внимание Мины привлек не шов — что-то золотистое поблескивало в одном из карманов. Так и не выпив воды, Мина подняла пиджак брата и достала из кармана золотые часы.
Девушка удивленно открыла глаза. Часы не могли принадлежать Филиппу. Ее сводному брату постоянно не хватало денег, он ни за что не смог бы позволить себе такие часы. Да и Ксавьер, при всей любви к сыну, не покупал ему дорогих вещей. Может быть, Филипп их у кого-то украл? Да, наверняка украл! С часами в руке Мина повернулась, подошла к печке и в свете огня осмотрела свою находку. На тыльной стороне часов она увидела гравировку: «КЛ». Маленькая буковка «К» и украшенная пышными завитками большая «Л».
Снаружи послышались шаги. Вздрогнув, Мина сунула часы обратно в карман, бросила пиджак на спинку стула и спряталась в кладовой.
— Проклятье!
Склонившись над ведром с водой, Филипп принялся умываться, отфыркиваясь. У него еще болели костяшки пальцев — он сбил их в кровь во время драки. Да и вся его рубашка была залита кровью. Это была чужая кровь… Кровищи от этого типа было больше, чем от зарезанного хряка. Парень посмотрел на башмаки. Ну вот, и обувь испачкал. Сняв шейный платок, Филипп вытер мерзкие коричневато-красные пятна. Ах, как он его бил! Пинал раз за разом, снова и снова. Если вначале этот тип еще кричал, то потом только скулил, а в конце и вовсе смолк. Тогда Филипп и сам не знал, что делает, просто наносил удары раз за разом. Но легче от этого ему не стало… В какой-то момент кто-то из друзей оттащил Филиппа в сторону. «Ты же его убьешь!» Только тогда он оставил свою жертву в покое. Но было слишком поздно. Этот хорошо одетый незнакомый мужчина, столь неожиданно появившийся в жизни Филиппа, уже давно был мертв. И никто ничего не заметил. Он просто умер, и все. Ну что тут поделаешь?
Они с друзьями оставили убитого в грязи и поскорее убрались прочь. Это будет не первый убитый, которого нашли в подворотне. Завтра нужно встретиться с ребятами, сыграть в картишки, обсудить случившееся. Никто их не видел, а даже если кто-то и видел, никто не отважится что-либо сболтнуть. При мысли об этом Филипп улыбнулся, глядя, как кровь незнакомца стекает по его телу.
Снаружи послышались тяжелые шаги. Дверь распахнулась, и в кухню вошел отец.
— Ты уже вернулся?
— Произошел несчастный случай, — коротко ответил Филипп.
— Вот как?
— На меня и на моих друзей напали.
Ксавьер не ответил.
— Мина уже вернулась? — спросил Филипп.
— А что? — Как парень и ожидал, Ксавьер насторожился. Все же по-своему он был очень предсказуемым человеком.
— Я видел ее сегодня с Франком Блумом. — Филиппу нравилось наступать на больную мозоль отца.
— Черт побери, я же запретил ей разговаривать с этим неудачником! Ох, придется мне преподать урок этой своенравной девчонке!
Какой-то звук заставил Ксавьера и Филиппа повернуться к кладовке. Отец и сын переглянулись.
— Мина, дорогая, — позвал Филипп. — Ты там прячешься, что ли?
Ксавьер отвесил падчерице пощечину и запер ее в сарае — сейчас ему было не до девчонки. Филипп сказал ему, что хочет поговорить о чем-то важном.
Они с сыном вернулись в дом и сели за стол. Между ними стояла бутылка коньяка, который в этих краях делали из сахарного тростника. Филипп медлил. Как сказать об этом отцу?
Они оба знали, что в последнее время кое-кто слишком много на себя взял. И сегодня Филипп вновь удостоверился в том, что Ксавьеру не по душе разговоры о Франке. Если все обставить как надо, можно убить двух зайцев одним ударом.
И Филипп рассказал отцу о своем плане.
— Ты мой сын. — Кивнув, Ксавьер широко улыбнулся. — Весь в меня.
Что-то прорвалось в сны Франка, что-то неприятное, что-то, что он вначале никак не мог понять: шаги по деревянному полу, громкие голоса, крики, плач матери, беспомощное бормотание отца.
Он очнулся ото сна. Но это творилось не в пространстве кошмаров, нет. Такова была реальность. Только что какие-то люди ворвались к нему в дом. Франк слышал голоса Ксавьера и Филиппа, узнал их прихлебателей.
