Стефани Лоуренс - Роза в цвету
Кларисса взяла последние аккорды, потом убрала руки с клавиатуры. Все вежливо захлопали, Роуз хлопала рассеянно. Дункан хлопал медленно, тихо, прямо за ее правым плечом – у нее создалось отчетливое ощущение, что он аплодирует ее представлению, а не игре Клариссы.
Одарив общество прилично скромной улыбкой, Кларисса посмотрела на мать, потом на леди Гермиону, а потом на Роуз и Дункана. Роуз ободряюще улыбнулась ей, Кларисса снова повернулась к фортепьяно и заиграла вторую пьесу.
Роуз старалась дышать, старалась не обращать внимания на тиски, которые снова сжали ей легкие. Чувства бешено трепетали, ее состояние больше всего походило на панику, мысли были полностью сосредоточены не на музыке, а на Дункане, стоявшем так близко, так неподвижно, так безмолвно.
Первый прилив жара, охвативший шею и плечо, выступающее из открытого платья, застал Роуз врасплох. Она слегка нахмурилась, потом, остыв, согнала с лица хмурое выражение.
Ощущение жара вернулось мгновение спустя – более горячее, более сильное, охватившее на этот раз пространство от плеча до груди над глубоким декольте.
Теперь настала ее очередь быстро втягивать в себя воздух и задерживать его, она чувствовала на себе взгляд Дункана. Дункан был…
Роуз мысленно выбранилась и стиснула зубы, почувствовав, как сквозь нее, разжигая пламя, прошло странное ощущение…
В отчаянии она стала искать утешения. Леди Гермиона сидела перед ней и ничего не видела, гости постарше были заняты болтовней. Даже Джереми бросил Роуз. Теперь он был погружен в дискуссию с мистером Эдмонтоном.
Дункан пошевелился и придвинулся еще ближе.
У Роуз задрожали колени. Она схватилась за спинку кресла, потому что голова вдруг закружилась так, как никогда еще не кружилась.
Пьеса была короткая, и Кларисса доиграла ее быстро. Она отвела взгляд от клавиатуры – и Роуз была спасена. Все зааплодировали, Роуз обрела способность дышать, освободившись от пристального взгляда Дункана.
Он отошел от нее, сразу же к ней подошла Кларисса в сопровождении Джереми. Прежде чем Роуз успела собраться с мыслями, Дункан обернулся и улыбнулся ей и леди Гермионе своей обычной ленивой улыбкой:
– Не будет ли Роуз так добра сыграть нам что-нибудь?
Леди Гермиона немедленно повернулась и ласково улыбнулась Роуз.
– И верно. Роуз, милочка, я не слышала вашей игры целую вечность – будьте добры.
Обычно, заметив ловушку, Роуз была в состоянии понять, как из нее вырваться, но когда остальные повернулись и присоединились к просьбам хозяйки дома, Роуз пришлось улыбнуться и милостиво согласиться. Она взглянула на Джереми:
– Не поможете ли вы переворачивать страницы?
Она обратилась к нему с этой просьбой только для того, чтобы Дункан не маячил у нее за плечом, пока она будет играть. В противном случае ее пальцы непременно запутались бы. Если таков был его план, значит, она разрушила его замыслы.
С едва скрываемой гордостью Джереми подвел Роуз к табурету. Дункан, держа под руку Клариссу, пошел следом, но медленнее. Роуз быстро выбрала пьесу – сонату, одну из тех, которые любит леди Гермиона. Роуз поставила ноты на пюпитр, Джереми занял место рядом с ней.
Она глубоко вздохнула, потом положила пальцы на клавиши и расслабила их. Она смотрела в ноты, но играла по памяти; ноты ей были не нужны.
Дункан провел Клариссу вокруг фортепьяно; теперь они стояли прямо перед Роуз и смотрели, как она играет.
К большому облегчению, музыка пришла на помощь, она послужила щитом, и Роуз целиком погрузилась в нее. Зазвучала прекрасная, западающая в память мелодия, она обвилась вокруг Роуз, а потом окутала своим волшебством. И Роуз опустила веки и отдалась музыке, отдалась очарованию девственной природы.
Ни звука не было слышно в комнате, ни кашель, ни шарканье не нарушали волшебства. Роуз держала всех собравшихся в плену, без всяких усилий укрощая силу, с которой Кларисса, при всем ее техническом совершенстве, не могла совладать.
Для Дункана, чьи глаза были устремлены на Роуз, сравнение было неизбежным. Роуз не думала, не взвешивала, она отдавала свое сердце и душу; она играла с эмоциональным самозабвением, которое было ее неотъемлемой частью, частью той Роуз, которую он знал буквально с самого рождения. Это открытие произвело на Дункана сильнейшее впечатление.
Он стиснул зубы, все в нем было стиснуто, непреодолимое желание охватило его. Он хотел ее – жаждал, – подстегиваемый твердой уверенностью, что Роуз и любить будет точно так же. Всей душой и сердцем. С полным самозабвением.
Он втянул в себя воздух и понял – этого недостаточно, чтобы смирить внезапное биение крови. Он попытался отвести от нее глаза и не смог. Помимо воли глаза наслаждались ею – богатством волос, свернутых кольцом, теплой кремовой кожей, мягкими, манящими изгибами, так соблазнительно обтянутыми янтарным шелком.
Как зачарованный, Дункан позволил своему взгляду задержаться на ней и дальше. Ресницы у Роуз дрогнули. Похоть снова взыграла в нем. Мысленно выругавшись, он постарался отвести глаза. Они находились в гостиной его матери под взглядами более чем тридцати родственников, под взглядами его больше не предполагаемой невесты и ее родителей, предполагаемого мужа Роуз и ее отца.
Она доводит его до безумия, но впервые за всю жизнь виновата в этом не только она.
Дункан терпел, стиснув зубы.
Наконец соната подошла к концу. Роуз красиво взяла последний аккорд; по комнате пронесся вздох. Она сняла руки с клавиш, общество вернулось к жизни.
Вернулась к жизни и Роуз. Радуясь, что не покраснела сразу же, она улыбалась, глядя вокруг себя, глядя на что угодно, кроме Дункана. Ей даже удалось обменяться нежным взглядом с Клариссой.
– Роуз, милочка!
Роуз повернулась на табурете и оказалась лицом к лицу с леди Гермионой, которая улыбалась с умоляющим видом.
– Если можно, дорогая, – «Песнь ворона». Вас четверо, вы можете это спеть.
Роуз заморгала, потом кивнула:
– Да, конечно. – Снова повернувшись к фортепьяно, она посмотрела на Джереми: – Вы ее знаете?
Потом она охватила взглядом и Клариссу; и Кларисса, и Джереми кивнули. Дункана Роуз не стала спрашивать – любимая песня его матери впечаталась ему в голову так же, как и ей. Краешком глаза, которым Роуз старалась не упустить Дункана, она видела, как он пошевелился, обошел вокруг фортепьяно и встал слева. Кларисса подошла к ней справа и встала рядом с Джереми.
Роуз положила руки на клавиши. Если Дункан опять начнет с вожделением пялиться на ее грудь, она его ударит. Через мгновение началось вступление. Все запели вовремя и неплохо справились с первым стихом; все четыре голоса звучали слаженно. У Джереми был приятный тенор, сдержанный и легкий; сопрано Клариссы было тонким и пронзительным, слегка дрожащим на высоких нотах.
