Роберта Джеллис - Каштановый омут
Адам понимал опасность. Если их прижмут к стенам Телси, его люди понесут значительно большие потери, чем он планировал. Подбадривая своих воинов, он размышлял, где же сэр Вильям из Девилс-Дайка и сэр Хью из Трули. Приказ, который он передал, был четок, ветер и погода оставались благоприятными и неизменными. Может, им тоже пришлось обороняться?
В конце концов, самые худшие опасения Адама развеялись. На стенах замка зазвучали горны, и Адам несколько отступил от места сражения, чтобы взглянуть на лагерь Саэра и море. Лагерь был заполнен людьми, и слуги опрометью бежали из него. За несколько минут они покинули лагерь и бросились вверх по склону к сражающимся. Сообразив, что голос Адама, только что поддерживавший его людей, затих, Саэр, полный надежд, отвел взгляд от противника и отступил, чтобы оглядеться. Может быть, его смертельный враг убит или ранен. Однако он тут же увидел этого великана, смотревшего вперед поверх голов.
Саэру не нужно было оборачиваться, чтобы понять: Адам не нарушил своего обещания: подмога пришла через два дня, как он и сказал. Саэр даже понял, каким образом его провели на этот раз. Помощь прибыла морем, где их не искала никакая разведка. Они высадились где-то дальше на берегу и скрывались за спиной Саэра, на территории, которую он считал безопасной. В бешенстве, чувствуя, свое бессилие, Саэр дал команду отступать и яростно пришпорил коня, направляясь в сужавшийся просвет между войском Адама и наступавшими отрядами его вассалов.
2
В минувшие четыре месяца Джиллиан была почти счастлива. Жена и дочери Саэра теперь просто игнорировали ее. Саэр велел им хорошо с ней обращаться, а женщины в этом доме не могли ослушаться приказа своего господина, даже если он был в сотнях миль от дома. Джиллиан не молилась о смерти Саэра и Осберта, но только потому, что знала: подобные дьявольские молитвы могут возыметь обратное действие. Тем не менее, в глубине души она надеялась, что оба ее мучителя погибли, и эта надежда крепла, потому что из Англии не поступало никаких известий. Однако в сентябре надежда и покой в душе Джиллиан были разрушены одним ударом. Осберт вернулся. Саэр был не только в наилучшем здравии, доложил Осберт, но и, по меньшей мере, десятикратно увеличил владения семьи и мог еще больше преуспеть в этом.
– Если мы победим, – сказал Осберт, криво усмехнувшись брату, – ты сможешь оставить себе эти земли и жить здесь.
Молодой Саэр рассмеялся:
– Мне не требуется твое разрешение. Я могу раздавить тебя одним ногтем, как вошь. Я получу их независимо от твоего желания. Но скажи: если для тебя все идет так хорошо, зачем ты вернулся? – Он нахмурился. – Я не доверю тебе ни людей, ни денег, даже если ты скажешь, что таков приказ отца.
– Неужели я обратился бы к тебе, если бы мне нужны были люди или деньги? – ощерился Осберт.
Глаза старшего брата озабоченно сузились. Действительно, Осберт прибыл в сопровождении десятка хорошо вооруженных каменнолицых наемников – в придачу к двоим дьяволам, его слугам, и его доспехи и одежда выглядели гораздо богаче, чем те, в которых он уезжал. Молодой Саэр догадался, что вся эта красота была заимствована у кого-то – в действительности они принадлежали Невиллю-младшему, но тот уже не имел возможности их еще когда-либо надеть, – но в целом он не был разочарован. Он был не так корыстолюбив, как его отец, и интересовался в первую очередь теми землями, которыми уже владел. Если старый Саэр завоевал в Англии богатое поместье, пусть там и остается. Это устроит старшего сына. Поэтому вместо того, чтобы поставить на место своего зарвавшегося младшего брата, что он мог бы сделать одним окриком, молодой Саэр пропустил провокационное замечание Осберта мимо ушей.
– Ладно, тогда зачем же ты приехал? – повторил он мягко.
– За Джиллиан.
Молодой Саэр вскинул голову, и циничная улыбка скривила его губы.
– Она только этого и ждет. Бог свидетель, ей уже восемнадцать и уже, по меньшей мере три года следовало быть замужем, но ты не женишься на ней ни в этом замке, ни в…
– Я вообще не женюсь на ней, – прервал его Осберт, но глаза его хитро вильнули в сторону. – Вот приказ отца, скрепленный печатью, – поспешно добавил он, прежде чем молодой Саэр успел что-либо возразить. – Пусть кто-нибудь сбегает за священником, чтобы прочитать это тебе.
Пока они ждали, молодой Саэр внимательно изучал свиток пергамента – в письме действительно содержался лишь приказ молодому Саэру передать Джиллиан Осберту, который отвезет ее в Англию. Никаких причин для этого не приводилось, и, хотя молодой Саэр удивлялся, зачем старику понадобилась Джиллиан, его это не слишком волновало.
Когда Джиллиан приказали собираться в дорогу, она была ошарашена. Она не задавала никаких вопросов, поскольку знала, что это совершенно бесполезно. Из уст Мари де Серей, которая доставила эту весть, никогда не исходило ничего, кроме прямого приказа сделать то или другое. Мечась между надеждой и страхом, Джиллиан упаковала свои личные вещи в корзину и отложила платье для верховой езды. Может быть, молодой Саэр скажет, куда ее отправляют и с какой целью, когда она спустится к обеду?
Однако объяснений не потребовалось. Когда Джиллиан увидела Осберта, ее красивая смуглая кожа – розовато-золотистая зимой и орехово-коричневая, когда ее касалось летнее солнце, – стала мертвенно-желтой. Даже губы побледнели, а огромные темно-карие глаза вмиг, казалось, стали стеклянными. Никто не сказал ей ни слова, да и едва ли она в тот момент была способна что-либо понять. Привычка довела Джиллиан до ее обычного места в конце скамьи, и она успела сесть прежде, чем подкосились колени. После этого она, не мигая, уставилась на стол. Она не потянулась за едой, и никто другой не обслужил ее и не предложил что-нибудь съесть. Воспитание в семье де Серей не предполагало сострадания.
К концу обеда Джиллиан достаточно оправилась от шока, чтобы почувствовать страх. Странное дело, на этот раз страх не мучил ее, он не заставлял ее сердце колотиться, не сдавливал горло и грудь. Точнее было бы, наверное, сказать: она знала, что боится, а не чувствовала страх. Она ничего не чувствовала. Она была словно мертвой, вне страданий. Душу ее заполнила ненависть. На краю пропасти память об отце обострилась и просветлела, и ее захватила мысль, которая прежде никогда не приходила ей в голову. Если ее отец погиб, значит, он сражался на стороне, проигравшей войну, следовательно, его дочь была отдана в качестве добычи одному из его врагов, возможно, тому самому, кто и убил его.
В одно мгновение Джиллиан уверила себя, что именно Саэр и убил ее отца. В действительности, однако, это было не так. Отец Джиллиан сражался не на побежденной стороне. Он откликнулся на призыв своего сюзерена, графа де ла Марша, погиб в бою, и граф выполнил свои обязательства перед вассалом, закрепив его владения за Джиллиан и поместив ее туда, где, по его мнению, она должна была оказаться в безопасности. Вопрос, будет ли счастлива Джиллиан, просто не приходил графу в голову – он был совершенно неуместен. Теперь, однако, несчастье, подпитываемое годами издевательств, породило в девичьей головке чудовищную идею.
