Ширли Басби - Шепчи мне о любви
Теперь она опасалась, что рано или поздно судьба все равно настигнет ее и главарь вынудит ее стать проституткой.
Именно этого-то он всегда и хотел, мрачно подумала она, вспомнив страшный разговор, услышанный ею давным-давно…
Ей было почти десять лет, и она спала в материнской постели, выздоравливая после долгой простуды, когда ее разбудили громкие голоса.
— Ни за что! — говорила Джейн. — Прежде чем она ступит на этот путь, я сама вернусь на улицу.
— Да не будь ты дурой, какой была всю жизнь! — в , гневе рычал главарь. — Слушай меня, Джейн: девчонка принесла бы нам целое состояние. Я благоразумный человек, я понимаю твои чувства. Тогда она была моложе, и ты была против, но теперь-то ей уже десять! Этот аристократ заплатит нам по-королевски за ее девственность — почти столько же, как если ей было бы пять. Ты просто сумасшедшая, если скажешь «нет».
— Бог мой, Руфус! Она ведь совсем ребенок! — Голос Джейн был полон муки и ярости. — Оставь ее! Зачем тебе еще одна шлюха — у тебя их и так пруд пруди. Если у тебя сохранилась хоть капля былой привязанности ко мне, оставь ее в покое.
— Ребенок? — Руфус был вне себя. — На меня работают несколько опытных малышек моложе, чем она. И если она еще ребенок, чья в этом вина? Когда я принес ее тебе, я сказал, чтобы ты не строила иллюзий. Она моя, и, клянусь Богом, я сделаю с ней все, что захочу.
Джейн, должно быть, услышала слабый вскрик дочери, потому что произнесла, понизив голос:
— Тише! Она проснулась. Мы поговорим об этом позднее, но знай: я не изменю решения. Если ты не хочешь, чтобы я снова пошла на улицу, забудь о ней!
Главарь и Джейн еще о чем-то толковали шепотом, но Пип так и не поняла, чем дело кончилось. По тому, что ее не заставляли заниматься проституцией, она догадалась, что Джейн спор выиграла…
Завтракали торопливо. Как голодные щенки, Фаулеры набросились на черствый хлеб и сыр, запивая теплым горьким пивом, которое они принесли домой накануне.
Они почти не разговаривали, каждый ушел в себя, но Пип знала: братья так же неотступно, как и она, думают о прошлой ночи и о том, как избавиться от власти главаря.
Проглотив последний кусок хлеба, Пип не очень элегантно вытерла рот рукавом, за что в прежние времена получила бы нагоняй от Джейн, и неожиданно спросила:
— Джако, если оставаться в Англии опасно, почему бы нам не удрать в Америку?
Услышав ее слова, Джако и Бен подняли головы, и, впервые за многие дни в голубых глазах Джако появился проблеск надежды.
— Ей-богу! Почему мне это не пришло в голову! Мы могли бы все оставить… даже изменить имена и начать совсем новую жизнь.
Такой поворот взволновал Бена не меньше, чем Джако, но он был более осторожен, чем старший брат.
— Сесть на корабль так, чтобы об этом не узнал главарь, чертовски трудно.
— И нам придется оставить все мамины вещи — если мы попытаемся что-нибудь унести отсюда, главарь сразу об этом пронюхает, — добавила Пип, хмуря брови.
— Мать точно не захотела бы, чтоб мы рисковали жизнью ради всей этой бутафории — ковра да умывальника из мрамора, — высказался Джако. — Несколько безделушек можно положить в карманы, а ехать придется в чем есть — с золотом, спрятанным в башмаках.
Все трое кивнули, сохраняя серьезное выражение лиц. Каждый понимал без дальнейших слов, что дело решено.
С горящими от восторга глазами Пип нетерпеливо наклонилась вперед:
— Как скоро мы отчалим?
Проведя рукой по своей щетине, Джако сказал медленно:
— Сперва надо выяснить, когда отплывает следующий корабль… Потом сесть так, чтобы главарь ничего не заподозрил… — Он бросил вопросительный взгляд на своих собеседников. — Если мы попадемся… нам конец. Вы это знаете не хуже меня. Главарь постарается отправить нас либо на тот свет, либо в Ньюгейт.
— Да, знаем, — сказала Пип твердо, — но лучше на тот свет, чем остаться в его лапах.
Джако внимательно на нее посмотрел. В его голосе звучала угроза, когда он спросил:
— Он не приставал к тебе, а? — Прежде чем Пип успела ответить, брат протянул руку через обшарпанный стол и мягко дотронулся до нее. — Я скорее убью его, Пип, чем позволю тебе оказаться в его борделе.
— Да, — подхватил Бен. — Мы боялись за тебя с того самого дня, как умерла мать, но ты ни о чем не тревожься. Мы с Джако разберемся с ним, если он вздумает настаивать, чтоб ты пошла на панель.
Охрипшим от волнения голосом Пип проговорила:
— Я не думала, что вы…
— Знаем, что он задумал с тобой сделать? — угрюмо договорил Джако. — Сестренка, если ты одеваешься как мальчишка, это не значит, что мы хоть на миг забыли, кто ты.
— Мамочка нам давно все объяснила, — тихо подхватил Бен. — Мы всегда присматривали за тобой.
— И пусть никто не суется к тебе. Иначе… Главарю конец, пусть нас заставят потом болтаться в петле, — сурово проговорил Джако.
Пип улыбнулась братьям благодарной, полной нежности улыбкой.
— Итак, видите, все решено! Нам остается только отплыть в Америку. Прямо сейчас!
— Ничего, как-нибудь выпутаемся, — пообещал Джако. Пип озорно улыбнулась ему:
— Еще бы! А сейчас будем довольствоваться тем, что облегчим карманы простаков, пока они глазеют на борцов.
Бен хотел сказать в ответ что-нибудь смешное, но в этот момент в дверь громко постучали. Мгновенно веселость пропала, Фаулеры потянулись к ножам, которые всегда носили при себе. Джако неслышными шагами приблизился к двери.
— Кто там? — громко спросил он.
— А как ты думаешь? — с другой стороны двери раздался вкрадчивый голос с еле слышным оттенком раздражения.
Этот голос мог принадлежать лишь одному человеку в Джайлсе, и все трое застыли на месте.
— Главарь! — тревожно зашептала Пип. — Что ему надо? У нас свои планы на сегодня.
Джако пожал плечами и открыл дверь.
Это действительно был главарь. Не сказав более ни слова, он вошел, с одного взгляда заметив враждебность в позе Пип и ее братьев. Небрежная улыбка скользнула по его тонким губам, и он пожал плечами.
Сегодня, как всегда, он был во всем черном. В руках он держал длинную черную трость с серебряным набалдашником, внутри которой, Пип знала, скрывалось длинное тонкое лезвие. Его единственный глаз излучал мрак, на втором чернела шелковая повязка, усугубляя всю эту темноту.
Главарь взял стул Джейн, уселся и лениво бросил:
— Ожидали еще кого-нибудь, мои дорогие? Бен пожал плечами:
— Мы живем посреди опасностей, откуда нам было знать, что это всего лишь вы?
— Всего лишь я! Знаешь, мне кажется, что ты меня почти оскорбил, — заметил главарь, играя своей длинной черной тростью.
Привыкшие к его манерам, Фаулеры не испугались; Джако и Пип сели рядом за стол. Наступила неловкая тишина, а черный глаз между тем скользил по трем юным окаменевшим лицам.
