Ирина Мельникова - Александра – наказание господне
Противник обнаружил русский корабль у берегов Босфора, где тот проводил разведку. Турки довольно быстро догнали «Святой Марк» и предложили капитану третьего ранга Адашеву спустить флаг. Тот созвал совещание в кают-компании, на котором, по обычаю, первое слово дали самому младшему офицеру – подпоручику корпуса флотских штурманов Алеше Попову. Совсем еще юный моряк предложил драться до последнего, а затем сцепиться с флагманским кораблем турок и взорваться вместе с ним. Матросы все до единого поддержали решение офицерского совета. Князь, в роду которого никогда еще не спускали флаг перед неприятелем, сам зарядил пистолет и положил его у люка крюйт-камеры, где хранился порох. Оставшийся в живых должен в критический момент исполнить принятое всеми решение.
Но пистолет не понадобился. «Святой Марк» сражался так яростно, так умело подставлял туркам корму, что вражеские корабли вскоре прекратили погоню. На флагманском корабле неприятеля была разбита адмиральская каюта, поврежден рангоут и такелаж. Второй потерял крепление грот-мачты и почти все паруса фок-мачты. Конечно, русский корабль был изранен еще больше: около тридцати пробоин в корпусе и более двухсот повреждений в такелаже. Но, к великой гордости командира и экипажа, они вышли из труднейшего боя победителями и привели корабль к родным берегам. За этот подвиг «Святой Марк» был награжден Георгиевским кормовым флагом, а князь в возрасте тридцати трех лет получил сразу звание капитана первого ранга и орден святого Георгия Победоносца четвертой степени, а в конце 1829 года еще и медаль «За турецкую войну», которой гордился и дорожил ею не меньше.
Но этот бой был последним для князя Адашева. Тяжелые ранения заставили его уйти в преждевременную отставку. И один из самых геройских и перспективных офицеров российского флота, по выражению Михаила Петровича Лазарева, вынужден теперь воевать с чинушами-бюрократами, не желавшими видеть пользу в его предложениях. Эти битвы отнимали не меньше сил и здоровья, но ощутимых изменений в жизни флота в лучшую сторону не вызывали.
Попытавшись вытянуть раненую ногу под столом, князь слегка поморщился. Рана затянулась, нога, если не считать легкой хромоты, приобрела былую подвижность, но стала реагировать на погоду. Однако Кирилл не привык поддаваться хворям и по своему опыту знал, что все болезни быстрее проходят и забываются в делах, поэтому и не щадил себя, работая с утра до позднего вечера. И первейшей его заботой был и оставался тщательно разработанный на протяжении последнего года проект перехода российского флота от парусников к паровым фрегатам. Чиновники в Министерстве морских сил и в Адмиралтейств-совете принимали доводы Адашева в штыки, даже многие из его бывших однокашников и соратников резко осудили этот проект, а некоторые вовсе отказались ознакомиться с ним. Противники Адашева сходились в одном: очень уж хорошей мишенью были водяные колеса парохода. Судно можно остановить одним метким выстрелом. Колеса отнимут у пушек лучшую часть палубы и оставят для них лишь нос да корму. Малая мощность паровой машины, необходимость держать на судне запас угля – все это казалось им роковыми изъянами. Но пароход не зависел от ветра, и это качество вдохновляло князя на борьбу за свой проект.
После существенных поправок и дополнений князь на днях представил его синопсис в военно-морской штаб на рассмотрение адмиралу Лазареву с надеждой, что тот в скором времени предложит его на доклад Государю.
В последнем варианте проекта князь предложил поставить пушки на рельсы или даже на вращающуюся площадку, что должно повысить эффективность стрельбы. Для экономии угля можно установить на кораблях паруса и тем самым заткнуть рот всем противникам его доводов – приверженцам быстроходных красавцев в белом облаке парусов...
В дверь постучали, и в кабинет опять вошла нянька Агафья в сопровождении лакея, которого она заставила принести чай, варенье и любимые ватрушки Кирилла. Князь сдвинул бумаги в сторону, и Прохор поставил поднос на стол.
– Может, еще что подать? – спросила нянька.
– Спасибо, голубушка, – ответил ей князь. – Ты ведь знаешь, на ночь я много не ем.
– Ваша светлость, как только покушаете, вызывайте меня. Я быстренько все здесь приберу, чтобы ничего не мешало, – опустил в поклоне голову лакей.
– Иди-ка ты, друг ситный, спать, – устало остановил его Адашев. – Я еще поработаю немного, а насчет посуды завтра распорядишься.
– Премного благодарны-с! – склонился еще ниже Прохор. Как и все в доме, он до сих пор не привык к чудачествам молодого князя. Надо же, услуг камердинера не принимает, одевается сам и сыновей к этому приучает, не гнушается порядок в кабинете навести, да и от ужина, не в пример старому князю, частенько отказывается. Завтракает не по русскому обычаю – кашей овсяной да яйцами вареными, рукоприкладством не занимается. И даже плетку, которой его батюшка по заведенному порядку собственной рукой сек по субботам провинившихся членов «экипажа» (так он называл домашних слуг), из кабинета убрал и до сей поры ни разу не воспользовался.
Однако слуги все-таки побаивались князя. Более всего на свете молодой Адашев не любил ложь, лень и воровство и был с провинившимися весьма строг. Двоих конюхов, попавшихся на краже овса, сослал в самую глухую из своих деревень и велел ходить за свиньями.
Агафья, захватив по давней своей привычке вязание, села в кресло у камина, и вскоре Кирилл услышал, как старушка засвистела потихоньку носом. Под этот свист и еле слышное бормотание старой няньки он опять разложил на столе бумаги и принялся сосредоточенно вчитываться в них.
4.
Миновал второй месяц пребывания Саши Волоцкой в Петербурге. Поддавшись на уговоры Елизаветы Михайловны, она решила остаться еще на пару недель. В середине марта ожидался самый грандиозный бал сезона, который давала княгиня Дуванова, слывшая в свете большой выдумщицей и оригиналкой. Вот и на этот раз дамам предложили нарядиться в восточные тюрбаны, а на плечи накинуть яркие персидские платки или шали. Мужчин тоже попросили опоясаться пестрыми шелковыми шарфами.
Александра задумчиво перебирала пальцами веер, очередной подарок тетушки. Та приглядела его у своей портнихи, мадам Шардоне, и незамедлительно купила модную, красивую вещицу для племянницы. Веер был составлен из белых страусиных перьев и как нельзя кстати подходил к новому бальному платью девушки – произведению мадам Шардоне и ее мастериц, сотворивших белоснежное чудо из шелка и тюля всего за три дня и две ночи.
Впервые в жизни Саша с большим нетерпением считала дни до бала. По слухам, князь Адашев тоже получил приглашение от княгини Дувановой, но ответ с изъявлением благодарности отнюдь не обещал его присутствия.
