Элизабет Бойл - Без ума от герцога
Не то чтобы он возражал против прогулок. В провинции он делал это постоянно — бродил по своим владениям, радовался видам и звукам, свора борзых прыгала вокруг него. Но в городе… это бесконечно потрясет общество, если кто-нибудь заметит, что герцог Паркертон бредет по улице, словно какой-нибудь торговец.
Но в пешем ходе есть значительное преимущество, решил он. Это давало ему время составить речь.
Гм… «Леди Стэндон, боюсь, я вчера поспешно согласился на ваше предложение. Учитывая текущие обязательства, боюсь, я не смогу помочь вам…»
О Господи! Теперь он даже говорит как какой-то напыщенный простолюдин! Он проклинал сюртук Джека — этот дурно скроенный кусок шерсти делал его совершенно заурядным.
Размышляя, Джеймс налетел на пожилого мужчину.
— Позвольте! — выпалил мужчина, поправив шляпу и размахивая тростью.
— Не нужно извинений, — не раздумывая сказал Джеймс, ему не нравилось когда люди лебезили перед ним. — Я в порядке.
Так сказал бы герцог Паркертон, а не заурядный мистер Сент-Мор.
На его жертву это не произвело впечатления.
— Не припоминаю, чтобы я интересовался вашим благополучием, самонадеянный болван! — Пройдя мимо, мужчина спихнул Джеймса на мостовую.
У Джеймса на кончике языка вертелись выражения по поводу манер этого типа, пока он не припомнил несколько существенных моментов: сегодня он не герцог Паркертон. А человек, только что обозвавший его, лорд Пенвортам.
Граф не только отвратительный тип, но к тому же еще и сплетник.
«Видел его, своими собственными глазами. В каком— то ужасном сюртуке, сапоги того и гляди развалятся! Говорю вам, он сошел с ума. Что ж, ничего удивительного. В конце концов, он Тремонт. Все они этим кончают».
Джеймс еще ниже опустил голову, но в этом не было необходимости, поскольку Пенвортам уже прошел.
— Прочь с дороги! — грубо крикнул парень с козел повозки, и Джеймс прыгнул на тротуар, как раз вовремя, чтобы не угодить под лошадей. — Деревенщина!
Деревенщина?! В жизни Джеймс не слышал подобного оскорбления.
В сторону благородное происхождение, пеший ход явно требует определенного усердия. Нечего грезить наяву. У него есть план действий.
Он придет к часу. Извинится и уйдет. Быстро. Оно и к лучшему.
Никогда больше не смотреть в ее васильковые глаза… Ах, в этом вся проблема. Эти глаза… И белокурые волосы…
В его мыслях появилась Элинор, какой он увидел ее впервые. Ее щеки раскраснелись от зимнего холода, волосы выбивались из-под шляпки.
Это видение он не сможет легко забыть. Он вызывал ее образ за ужином, над картами, это было первое, о чем он подумал сегодня утром, словно он был, как выразился Джек, сражен.
Подумать только, сражен! Нет, леди Стэндон его не заинтриговала.
Ни в малейшей степени.
Подняв глаза, Джеймс сообразил, что стоит у двери ее дома, и сердце его взволнованно забилось.
Он надеялся, что во время его заготовленной речи, с которой он обратится к леди Стэндон, не произойдет ничего особенного. Вообще-то она не тот образец добродетели, который он себе вообразил.
Да, именно так. Леди Стэндон вряд ли могла быть грезой, возникшей перед его внутренним взором. Настроившись таким образом, он поднялся по ступенькам и дернул колокольчик.
Никакого ответа.
Он ждал.
С нарастающим нетерпением Джеймс снова дернул шнурок. Тишина. Теряя терпение, он потянулся к шнурку в третий раз.
Герцог Паркертон никогда не ждал, и ожидание не добавляло решимости быть вежливым и почтительным мистером Сент-Мором.
Но когда он дернул колокольчик в четвертый раз — подумать только, в четвертый, столь дурно управляемый дом вряд ли давал надежду на то, что леди Стэндон может стать хорошей женой, — дверь распахнулась, и краснолицая экономка в грязном фартуке уставилась на него.
— Так вы не из этих дураков ухажеров?
Ухажеры? Через ее плечо он увидел полные цветов вазы. У леди Стэндон есть обожатели?
И, судя по виду холла, много.
— Нет, мэм.
— Хорошо. — Женщина вытерла руки о фартук, что показалось Джеймсу не слишком разумным, учитывая состояние фартука. — Тут столько цветов, что хватило бы дважды проводить в последний путь мою мамочку, мир ее праху. Здесь прямо как на похоронах.
— У меня нет цветов, — сказал он. — У меня назначена встреча с леди Стэндон.
Экономка, кивнув, внимательно присматривалась к нему.
Джеймс выпрямился. Так пристально на него когда-то смотрела его старая няня. Няня Данни. Единственная женщина, которую он боялся.
У этой мегеры был такой вид, словно она готова без всяких извинений добавить его в жаркое.
— Леди Стэндон, — напомнил он. — Мне назначена встреча.
Экономка прищурилась, потом улыбнулась:
— Ах да, встреча, вы сказали. — Она ткнула его в грудь длинным костлявым пальцем, словно проверяя на прочность. — А вы красивый поверенный.
— Я не совсем пове…
Минуточку! Как эта фурия его назвала? Красивым? Правда?
Джеймс остановил взгляд на упершемся в его грудь пальце. Чьи слова повторяет экономка? Кто сказал, что он красивый? Леди Стэндон?
Сердце Джеймса взволнованно забилось.
Элинор сочла его красивым.
Джеймс не сдержал улыбки.
И когда экономка в ответ улыбнулась, как старая ведьма из «Макбета», Джеймс стряхнул наваждение и напомнил себе о деле, его не волнует, что леди Стэндон находит его красивым или, если на то пошло, что все леди Стэндон в этом доме считают его симпатичным.
Ему нужно выпутаться из этой ситуации, пока перед ним не возникла проблема.
— Ну тогда, — экономка указала в глубь холла, — подождите здесь. — Закашлявшись, она оставила его одного, как узника в Тайберне, которого вот-вот потащат на виселицу.
— Она не такая плохая, как кажется, — донесся с лестницы голос.
Повернувшись, Джеймс увидел сидевшую на ступеньках Тию, сестру леди Стэндон. Улыбнувшись, девочка поднялась и побежала вниз.
— Не знаю, не знаю, — сказал он. — Где ваша сестра нашла ее?
— Она не искала. Мы унаследовали миссис Хатчинсон от герцогини Холлиндрейк вместе с домом, — объяснила Тия. — Она неплохо готовит и, видимо, была хорошей экономкой. Но будьте с ней осторожны. Она в свое время была карманницей и… — Девочка изобразила, что опрокидывает в горло бутылку. — Но теперь она уже пьет меньше. С тех пор как влюбилась в мистера Маджетта, дворецкого. — Она оглядела холл. — Хотя мне этого знать не полагается.
— Да, я могу понять почему, — сказал Джеймс.
Господи, неужели слуги действительно так живут?
На миг он задумался о собственном персонале — о камердинере Ричардсе, секретаре Уинстоне, дворецком Кантли, бесчисленных слугах, — и понял, как мало знает о них, о том, влюбляются ли они или злоупотребляют алкоголем.
