Эльза Вернер - Руны
Бернгард вернулся из поездки очень серьезный и молчаливый, он охотно рассказывал только о Курте и Инге. Гильдур и ее отец узнали только, что «Фрея» два раза встречалась с «Орлом», что Бернгард виделся и говорил с родными; конечно, это достаточно объясняло его плохое настроение; молодого человека расстраивала каждая встреча с дядей, но ведь скоро это должно было кончиться; через неделю гости Альфгейма собирались уезжать в Германию, но исчезнет ли вместе с ними атмосфера, которую они привезли с собой?
Послышались шаги; через кладбище, отделенное от сада только низенькой оградой, шел Гаральд Торвик; очевидно, он не хотел заходить в пасторат, потому что вздрогнул при виде девушки, которую его неожиданное появление заставило очнуться от раздумья.
— Гаральд, ты в Рансдале?
— Только вчера вечером вернулся, — ответил он.
— Мы слышали, что с тобой случилось несчастье. Тебе пришлось остаться в Дронтгейме из-за ушиба? Где ты упал? На судне?
— Нет, на берегу! Не стоит говорить об этом. Все уже прошло.
Гильдур увидела на его лбу свежий красный рубец, но совсем небольшой; собственно, это была обыкновенная ссадина.
— Ты не зайдешь к нам? — спросила она.
— Нет, мне некогда. Вообще я рад, что опять дома, у матери.
— Всего на неделю? Говорят, «Орел» уходит через неделю.
— Да, но я остаюсь здесь; я еще в Дронтгейме взял расчет.
— В Дронтгейме? Разве ты не поведешь яхту назад, в Гамбург?
— Нет, я был нанят, в сущности, только для рейса в Норвегию. Я больше не нужен принцу, у него уже есть другой штурман; он проведет их через Северное море.
Гильдур слушала с возрастающим удивлением. Чтобы Торвик позволил другому отвести в гавань судно, которым он взялся управлять?! Он прежде очень щепетильно относился к своим правам и обязанностям и никогда не позволил бы другому занять его место.
Гаральд заметил ее удивление и, чтобы изменить разговор, спросил:
— У тебя, верно, много хлопот с приданым? Когда свадьба?
— Через шесть недель, в день рождения отца.
— Так еще не скоро? Жаль!.. вы лишаетесь чести видеть своих знатных родственников у себя на свадьбе. Ведь они были у вас тогда, после церковной службы, и теперь между вами мир и любовь.
— Бернгард видится со своими родственниками только тогда, когда это необходимо. За все это время он видел их всего раза три-четыре.
— Пожалуй, и этого слишком много! — пробормотал Гаральд.
— Оставь это, Гаральд! Это семейное дело, касающееся только Бернгарда и меня. Правда, вы друзья…
— Были друзьями! — перебил он ее жестким тоном. — Теперь с дружбой покончено; в сущности, мы уже давно не друзья, потому-то мне и тяжело говорить. Вообще доносить на другого подло, а тут еще ты подумаешь, что я делаю это с корыстной целью; будь спокойна, я слишком хорошо знаю, что ты этого не подумаешь. Зная, что этим ничего не выиграю, я все-таки скажу: смотри в оба!
— Почему? Что ты хочешь сказать? — спросила пораженная, но далекая от подозрений Гильдур.
Торвик не ответил; казалось, он боролся с собой, не зная, говорить ему или молчать; наконец он сказал:
— У нас на судне тоже были жених с невестой. Принц обручился.
— С Сильвией Гоэнфельс, я знаю. Они обручились еще в Альфгейме перед отъездом, и мы давно ждали этого. Сильвия будет гордой, красивой невестой, я знаю ее.
— Ты не знаешь ее! — сказал Гаральд с ударением. — Что ты видела? Воздушное создание в белом платье, явившееся к вам церкви и околдовавшее всех своими любезностями; даже твой отец тает, когда говорит о ней. Я же видел ее другой в Северном море, когда нас застигла буря, и она пришла на палубу одна, завернувшись с ног до головы в плащ; только и видно было, что белое лицо и большие глаза; она смотрела на бурю, не моргнув глазом, и радовалась, когда волны поднимались особенно высоко. Нимфой бури назвал ее поэтически настроенный принц! Но не ему его сонными глазами покорить эту нимфу бури! Для этого нужен другой, и, пожалуй, его недалеко искать. Еще раз говорю тебе: смотри в оба!
Гильдур слушала, все еще не понимая, но в ее душе начинало шевелиться смутное подозрение.
— Что значат твои намеки, Гаральд? Я не понимаю. Говори яснее, если хочешь, чтобы я поняла.
Гаральд угрюмо посмотрел на нее. Было видно, что этим человеком руководила не жажда мести и что ему до глубины души противно доносить. Он все-таки заставил себя заговорить, но говорил с той грубой, жесткой откровенностью, которая не останавливается ни перед чужими, ни перед собственными страданиями.
— Может быть, мне следовало бы молчать и не нарушать твоего покоя и, если бы ты была такая, как другие, я так и сделал. Он не негодяй и сделает то, что велит ему долг, а она уедет со своим принцем, но ты все-таки должна это знать. Я тогда в церкви, заметил, как он вздрогнул, когда она вошла, совершенно так же вздрогнула и она на «Орле», услышав, что «Фрея» близко. Яблоко от яблони недалеко падает! Он не станет сидеть с тобой спокойно и мирно в Эдсвикене и не забудет особенно теперь, жизни, которой попробовал там. Его невольно будет тянуть из дому, прочь от тебя и от всех нас. Он не наш, и если будет крепко сидеть на цепи, то тебе дорого придется расплачиваться за то, что он приковал себя. Попомни мое слово!
Гильдур побледнела; постепенно она начинала понимать, о чем ей говорят, хотя ни одного имени не было произнесено, и, наконец, поняла все. У нее вырвалось полуподавленное восклицание:
— Бернгард! Сильвия! Нет, это неправда, этого не может быть! Гаральд, ты только хочешь отомстить; ты сам признался, что ненавидишь Бернгарда. Скажи, что это неправда! Не мучь меня так ужасно! Гаральд, прошу тебя!
— Ты не веришь мне, так посмотри сама! Спроси его! Он никогда не лгал, не солжет и теперь; но, вероятно, он скажет тебе, что это пройдет, ведь он должен оставить ее принцу, и ты нужна ему для того, чтобы он мог забыть ее. Если ты сможешь примириться с этим — хорошо, но не думаю, чтобы ты примирилась.
Гильдур не ответила ни слова, только ее рука машинально разжалась, и сорванные цветы посыпались на землю. Девушка стояла, точно окаменелая.
— Ну, теперь ты все знаешь, — сказал Гаральд, не дождавшись ответа. — Мне нелегко это было, так как знаю, что теперь я навсегда потерял уважение в твоих глазах; но ты, по-моему, слишком хороша для того, чтобы человек женился на тебе как на первой встречной лишь потому, что он дал тебе слово и не может взять его назад. Все равно, со временем у тебя открылись бы глаза, и потому лучше, чтобы ты теперь же… Гильдур, ты не слушаешь меня?
Девушка в самом деле не слушала и как будто даже не замечала, что Торвик еще тут. Не сказав ни слова, не прощаясь, она медленно повернулась и пошла к дому. Только оказавшись одна в гостиной, она вышла из оцепенения, и к ней вернулась способность думать и соображать.
