Жаклин Санд - Сердечная тайна королевы
– Шевалье де Фобер? – осторожно позвал Мазарини, проникшись увиденным.
Если его капитан без сознания, то разговора, похоже, не получится.
Эме сонно моргнул.
– Ваше высокопреосвященство? – он страдальчески поморщился, пытаясь в полумраке, да еще сквозь дурноту от лекарств и слабости, разглядеть посетителя.
Кардинал превратно истолковал эту гримасу.
– Вы действительно так страдаете от ран? – наряду с сочувствием Мазарини испытал что-то вроде раздражения при мысли, что человек, которому он только начал доверять, похоже, вот-вот отправится на тот свет. Очень некстати.
– Нет, не страдаю, – раненый вяло улыбнулся бескровными губами. – Просто личный лекарь господина де Кавуа угостил меня такой дозой опия, что я уж и не соображаю толком, на земле я еще или уже на небесах.
Кардинал подошел к окну и решительно раздвинул портьеры. В комнате заметно посветлело.
– На земле, даже не сомневайтесь. И, надеюсь, еще надолго на ней задержитесь. Как вас только угораздило?
– Нас было всего трое, – с сонной непосредственностью сообщил лейтенант. – Господин де Линь уехал с ее величеством. А герцог настолько горел желанием поймать королеву, что погоню выслал, не скупясь. Гораздо интереснее, как меня угораздило остаться в живых.
Мазарини перекрестился.
– Да, хорошо то, что хорошо кончается.
– Это библейская мудрость?
– Скорее личный опыт, – Мазарини скривился. – Герцог де Бофор доставил мне массу неприятных минут. И, тем не менее, если судить из зашифрованной записки, которую мне недавно передали, он чуть ли не мой спаситель. Лонгвиль и Конде давно планировали застукать нас с Анной «на горячем», а ревнивый отпрыск Генриха Четвертого вмешался, кажется, на свой страх и риск. Судя по всему, Лонгвиль ему проболтался. Де Бофор разрушил планы господ заговорщиков. Ноги моей больше не будет в Нуази. Кстати, откуда взялась записка?
– Из куклы, как обычно. Вам понравилась?
– М-да, забавная игрушка. Надеюсь, теперь вы выяснили, кто шпионил на дом Конде? Потому что этот тип после скандала в аббатстве наверняка ударится в бега.
– Выяснил. И принял меры, чтобы далеко он не убежал.
– Для тяжелораненого вы недурно все успеваете.
– У меня была хорошая помощница.
– Помощница? Это вы о ком?
– О фрейлине Анны. Той самой, которая нас предупредила.
Мазарини надоело стоять, и он уселся, пододвинув стул к изголовью кровати.
– А-а… Она, кажется, ваша «старая знакомая» по Булонскому лесу, – лицо его преосвященства сделалось задумчивым. – Раз уж девочка начала шпионить за де Бофором, было бы неплохо, если б она продолжала это занятие. Что думаете?
Эме промолчал. Идея кардинала его не обрадовала. Эме не хотел втягивать Виолетту ни во что опасное. Но не скажешь же прямо: «Нет, я против, потому что рыжеволосая маркиза мне нравится». Лучше отмолчаться, сославшись на слабость от раны.
– Так как вы относитесь к моему предложению? – поинтересовался Мазарини.
– По поводу слежки за Бофором? Я не знаю… – прошептал де Фобер.
Мазарини поднялся, снова подошел к окну и некоторое время внимательно обозревал пейзаж. Теперь можно было переходить к главной цели своего визита.
– Несмотря ни на что, я вам безгранично признателен за самоотверженность, проявленную при защите чести королевы и моей жизни. Примите это в знак благодарности… – Мазарини скрепя сердце положил на стол у окна увесистый кошелек, приятно звякнувший монетами. – Большего сейчас сделать нельзя: любое неловкое движение будет расценено недоброжелателями как доказательство нелепых историй герцога Бофора… Я не сомневаюсь в вашей скромности, способной скрыть от достояния общественности эпизод в Нуази, но что можно ожидать от ваших людей, случайно ставших свидетелями?..
Де Фобер озадаченно посмотрел на кардинала.
– Бог любит вас, ваше высокопреосвященство, – тихо заметил он, наконец. – И лично заботится о сохранности ваших секретов. Мои люди, бывшие свидетелями ночного приключения в Нуази, навсегда остались в снегу на дороге. Те трое гвардейцев, которые охраняли ворота, не имеют ни малейшего представления о подробностях происшествия. Меня вы можете не опасаться, маркизу д’Оди тем более. Остаются аббат де Линь и его приятель Блез. Я думаю, шевалье де Линь в достаточной степени дворянин…
Вероятно, в голосе Эме не прозвучало должной уверенности, а может, у Мазарини были иные соображения на этот счет. Так или иначе, кардинал недовольно поморщился.
– Вы думаете? Достаточно жалкая гарантия. Кстати, насчет этого викария… В письме вы уверяли меня, что он чуть ли не смертельно болен. А оказалось, священник более чем резв. Настолько, что отвез ее величество в Лувр.
– Ваше высокопреосвященство, этот человек оказал всем нам большую услугу, – осторожно заметил лейтенант.
Его начал всерьез беспокоить оборот, который принимал разговор. Эме все же чувствовал себя ответственным за то, во что невольно втравил Андре.
– Вопрос не в этом, а в том, что он захочет взамен! До меня доходили слухи, будто господин де Линь принадлежит к ордену иезуитов.
– Разве не вы – высшая религиозная власть во Франции?
– Я, – Мазарини пожал плечами. – Но иезуиты вне моих полномочий. И они далеко не последние фигуры в шахматной партии большой политики. Меня весьма беспокоит этот викарий де Линь, лейтенант. Весьма.
– Если вам будет достаточно моего слова, ваше высокопреосвященство…
– Вы напрасно так легко разбрасываетесь словами, шевалье. Впрочем, я согласен, пока сойдемся на этом. Полагаю, вы понимаете, если аббат де Линь будет представлять опасность для наших интересов, ваше слово поставит вас в весьма двусмысленную ситуацию.
– Понимаю.
– Тем лучше, – Мазарини поднялся. – В таком случае желаю вам скорейшего выздоровления, господин де Фобер. Надеюсь в ближайшее время увидеть вас вновь на службе.
Глава 25
Человек со шрамом
После отъезда гвардейцев маркиза д’Оди тоже начала собираться в Париж.
Хозяйка казалась огорченной, но у Жака хватило ума не лезть к ней с расспросами. Кучер был уже немолод, повидал всякого. Конечно, он представлял, как выглядят юные девицы, когда попадают под влияние чар Купидона. Тут уж что простолюдинка, что маркиза – все едино.
Через полчаса дорожная карета была подана прямо к дверям трактира, и мадемуазель де Лажуа отправилась домой.
Возвращение ее наделало много шуму. Маркиз встречал дочь лично, и, судя по насупленным бровям Луи-Батиста, рассержен он был не на шутку. Поэтому, вместо обеда и вожделенной ванны, Виолетте пришлось, понурив голову, отправиться в кабинет отца. Маркиз лично убедился, что входные двери закрыты плотно и отзвуки его гнева не покинут стен огромной, обставленной темной дубовой мебелью комнаты.
