Татьяна Богатырева - Загробная жизнь дона Антонио
Помолчал, выжидая, не скажет ли Торвальд что-нибудь еще.
Тот молчал. Сжевал ломоть мяса, потом второй, отпил еще из кружки.
Вздохнул.
— У меня дома ты водишь людей, пока с тобой удача, Морган. А тут — два корабля, какая уж тут… удача.
Позор рода, Торвальд Несчастливый. Ну я и ушел. Искал того, у кого удача будет велика. И нашел. Тень твоей удачи — на мне.
Морган недоверчиво хмыкнул.
— Ты взял судно с дарами Кортеса королеве Испанской. О такой добыче большинство джентльменов грезят всю жизнь. Это ли не удача?
— Удача — когда тебя любит море, Морган. Когда ты всегда с добычей.
Глаза северянина заволокло мечтательной дымкой — как туман над морем, перед самым рассветом.
— Мне был знак. Ты привел меня к валькирии. И показал, что твоя удача больше, чем у всех испанцев…
Морган чуть не рассмеялся. Не весело — нервно. Сегодняшний взгляд в спину наверняка оставил между лопаток ожог. Вот уж удача, повстречаться с Альба, и не просто повстречаться, а заработать личную ненависть.
Великая честь, вам такая и не снилась, капитан Харальдсон.
Разумеется, говорить этого вслух Морган не стал. Доверие между пиратами — штука такая же частая, как дождь из дублонов и подснежники на изломе зимы.
— Что ж, знак это серьезно. — Морган поднял кружку в салюте. — Ты обещался мне служить, капитан Харальдсон. Что ты хочешь за свою службу?
Норвежец так и подался вперед. Блеснул глазами.
— Долю в добыче для меня и моих людей — это само собой. И твой плащ, Морган.
Морган вопросительно поднял бровь.
— Я дам тебе долю, как моему старшему помощнику, твоим людям — как своим. Но зачем тебе мой плащ, он тебе на нос не налезет?
Северянин замотал головой. Космы так и заплясали по плечам.
— Часть твоей удачи, Морган! Ты отдашь мне свой плащ, а с ним — толику удачи.
— Ты много хочешь, Торвальд Харальдсон. Удача — это куда больше, чем доля в добыче.
Северянин отчаянно кивнул. И ни слова не сказал, только смотрел… о, как он смотрел!
Не то чтобы сэру Генри Моргану было жаль плаща или он считал, что его удачи убудет. Но нельзя ж разочаровать северянина и вот так просто дать ему его мечту! Еще, чего доброго, разуверится в ее ценности. Нет уж, пусть еще помечтает, а заодно послужит не за страх, а за совесть.
А потому сэр Генри откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. Наклонил голову к плечу, рассматривая северянина. Ах, как горели глаза у Торвальда Харальдсона! Повезло ему, что Кассандра не видит — а то променял бы свою валькирию на удачу.
Последней мысли Морган от души рассмеялся. Хлопнул ладонью по столу.
— Будь по твоему, Торвальд Харальдсон! Отслужишь три года, покажешь, что достоин — и станешь моим побратимом! Получишь и плащ, и кровь моря, и удачу. Но учти, если потом пойдешь против братской крови, море не простит.
Северянин онемел. Задохнулся, уставился на сэра Генри недоверчиво, словно ждал — когда же бешеный Морган захохочет, и скажет, что пошутил?
Не дождался. Склонил голову.
— Пусть покарают меня боги моих дедов и христианский Господь, пусть не найду я покоя ни в Валгалле, ни в чертогах Эгира, если предам тебя.
— Я верю тебе, Торвальд Харальдсон, друг мой, — сказал Морган ужасно торжественным голосом. — А теперь давай — ка выпьем за любовь и удачу.
Они выпили и за любовь, и за удачу, и за дружбу, и за прекрасные глаза Кассандры. На чем они закончили, сэр Генри Морган наутро не помнил. Да это было и неважно. Тем более неважно, что за час до полудня на горизонте показалось сразу три испанских корабля.
В груди Моргана снова затрепетал заячий хвост, мешая толком разглядеть флаги на испанских мачтах.
Неужели Альба?..
И почему-то, когда Морган убедился, что это всего лишь испанский военный флот, на месте заячьего хвоста поселилось разочарование и обида. Глупая детская обида, совершенно неподобающая грозному пирату, живой легенде семи морей.
Глава 33, в которой Торвальд Харальдсон ловит свинью, а сэр Генри Морган — судьбу
За пару месяцев между празднованием святой Исабель де Буэна Фортуна и осенними штормами легенда семи морей стала еще более легендарной. «Роза Кардиффа» и «Ульфдалир» словно притягивали к себе испанцев, португальцев, турок, флорентийцев, англичан… Прежде всего, конечно, испанцев. За эти два с небольшим месяца сэр Генри Морган пустил ко дну три военных судна под красно — желтым испанским флагом, двух португальцев — купца и его «грозную» охрану, и ограбил еще несколько по мелочи. Этой мелочью к началу осени он загрузил трюм так, что рисковал потерять маневренность подобно обожравшейся утке и так же в точности пойти в чей-то суп. Или, скорее, на подгоревшее жаркое.
Этот кто-то вышел на охоту за сэром Морганом через две недели после святой Исабель, и у сэра Моргана было большое искушение покончить махом и с опасностью, и с последними глупыми надеждами Марины избавиться от того единственного, благодаря кому она все еще была жива.
Но уверенности в том, что покончит он, а не покончат с ним, не было. Даже близко.
Если верить испанцу, пошедшему кормить акул неподалеку от Санта — Крус, дон Альварес де Толедо-и-Бомонт вышел на охоту на совершенно несерьезной бригантине. Быстрой, маневренной, но слишком маленькой и легкой, без толковых пушек. Правда, испанец был свято уверен, что дон Альварес за него отомстит, а сэр Генри будет гореть в аду. Стоило ли верить спесивому индюку? Нет конечно. Но своему чутью сэр Генри верил всегда. И селки тоже верил. А селки уже дважды рассказывали о горящих кораблях — оба раза это были пираты, англичане и турки.
Конечно, сэр Генри Морган мог и дальше охотиться у берегов Европы и Африки, дразнить испанского индюка и набивать сундуки золотом. Его команда, как и команда «Ульфдалира», именно этого и хотела — трусливых купцов, легких денег и славы, славы! Шутка ли, семь кораблей за какую-то пару месяцев!
Капитан Торвальд, пожалуй, был единственным кроме Неда, кто понимал: такая удача не может быть вечной и уже начинает походить на сыр в мышеловке. Хоть Торвальд и был готов встретиться с доном Альваресом в честном бою хоть прямо сейчас, и насчет мышеловки у него были свои соображения, относящиеся скорее к испанскому флоту и гневу королевы Изабеллы, но в одном они сошлись: пора передохнуть и насладиться плодами трудов неправедных. Тем более что Торвальду удалось добыть для Кассандры саженцы роз и груш, да и сезон штормов на носу.
Так и получилось, что в самом начале осени, на первых пассатах, «Роза Кардиффа» и «Ульфдалир» вернулись на Тортугу и остались в гавани на полтора месяца, пережидать осенние ураганы.
