Лиза Клейпас - Люби меня в полдень

— Беатрис, — спросил её брат, — что ты сделала с Гектором?

— Он — цветочный мул, — рассудительно ответила она.

— Надеюсь, ты не станешь расстраиваться, когда узнаешь, что он жуёт свою шляпу.

Беатрис подавила хихиканье.

Склонив к ней голову, Лео прошептал:

— Я хочу, чтобы ты помнила одно. Когда около алтаря я отдам тебя Кристоферу, я отдам тебя ему не насовсем. Я просто предоставлю ему шанс любить тебя также сильно, как это делаем мы.

Глаза Беатрис наполнились слезами, и она прижалась к брату.

— Он любит меня, — тихонько сказала она.

— Я тоже так думаю, — прошептал в ответ Лео. — Иначе я бы не позволил ему на тебе жениться.

Оставшееся утро и день пролетели в счастливом тумане. Обменявшись клятвами, новобрачные вышли из церкви и, пройдя под аркой из шпаг, которую построили участники почётного караула Кристофера, обнаружили, что входные ворота закрыты. Это была ещё одна традиция Стоуни-Кросс — ворота открывались только после того, как жених уплатит дань. Вытащив из бархатного мешочка пригоршню золотых, Кристофер швырнул их в толпу. Денежный дождь вызвал крики ликования. Ещё три горсти были брошены в воздух, и бόльшую часть сверкающих монет поймали ещё до того, как они упали на землю.

Подобрав последние монетки, собравшиеся хлынули на деревенскую лужайку, где уже были установлены длинные столы с громоздящимися на них грудами пирогов, приготовленными жителями Стоуни-Кросс. Беатрис и Кристофер скормили друг дружке по куску, пока остальные осыпали их хлебными крошками. Таким образом обеспечивалась плодовитость пары.

После этого жители деревни продолжили праздновать, а новобрачные, их родственники и гости отправились в Рэмси-Хаус, где их ждал обильный свадебный завтрак с бесконечными пространными тостами и весельем.

Когда затянувшееся празднование наконец-то закончилось, Беатрис с облегчением поднялась наверх, чтобы с помощью Амелии и одной из горничных снять свой многослойный подвенечный наряд. Все трое начали смеяться, когда на пол посыпались хлебные крошки.

— Этот свадебный обычай Стоуни-Кросс я люблю меньше всего, — уныло заметила Беатрис, смахивая с рук несколько прилипших крошек. — С другой стороны, он, вероятно, сделал счастливой не одну птицу.

— Говоря о птицах, дорогая… — Амелия подождала, пока горничная не отошла, чтобы притащить ванну. — Ты мне напомнила строчки из стихотворения Сэмюэля Кольриджа о весне[31]. «Спешат к работе улитки, пчёлы — птицы на крыле…»

Беатрис в недоумении посмотрела на сестру:

— Почему ты заговорила об этом? Сейчас осень, не весна.

— Да, но именно в этом стихотворении упоминается о том, как птицы составляют пары. Я подумала, что у тебя могут быть вопросы ко мне по этому поводу.

— Про птиц? Спасибо, но о птицах я знаю намного больше тебя.

Вздохнув, Амелия оставила попытки быть деликатной:

— Забудь о чёртовых птицах! Я говорю о твоей первой брачной ночи. Ты хочешь меня о чём-нибудь спросить?

— О! Но Кристофер уже… ээээ… разъяснил мне.

Амелия приподняла бровь:

— Разъяснил?

— Да. Хотя он использовал другой эвфемизм — не птиц и не пчёл.

— Действительно? Тогда на кого же он ссылался?

— На белок, — ответила Беатрис и отвернулась, чтобы скрыть ухмылку, появившуюся при виде выражения лица её сестры.

Утром следующего дня новобрачные должны были уехать в Котсволдс на две недели, и Беатрис подумала, что свою первую брачную ночь они проведут в Фелан-Хаусе. Она отправила туда чемодан с кое-какой своей одеждой, туалетными принадлежностями и ночной сорочкой. Однако, к её невероятному удивлению, Кристофер сообщил, что приготовил нечто совсем другое.

Попрощавшись с Хатуэйями, Беатрис и Кристофер вышли из дома на подъездную дорожку. Он успел сменить свой мундир с рядами сверкающих и звенящих наград, на более простой костюм из твида и тонкого сукна, с самым обычным белым галстуком. Беатрис намного больше нравилось, когда он одевался так — просто и небрежно. В военной форме его великолепие было настолько ослепительным, что его почти невозможно было вынести.

Ярко-оранжевое солнце, какое бывает только осенью, уже начало опускаться за чёрные верхушки деревьев.

Беатрис ожидала увидеть на подъездной дорожке экипаж, но там была только одна лошадь — огромный гнедой Кристофера.

Обернувшись, Беатрис вопросительно посмотрела на мужа:

— А мне лошадь не полагается? Повозка с пони? Или я должна бежать за тобой?

У Кристофера дёрнулись уголки губ:

— Мы поедем вместе, если ты не возражаешь. У меня для тебя сюрприз.

— Это очень необычно.

— Да, я подумал, он тебя порадует, — Кристофер помог Беатрис сесть на лошадь, а затем с лёгкостью вскочил на скакуна позади неё.

Неважно, в чём заключался сюрприз, подумала она, прижимаясь к мужу и принимая его бережные объятия, но вот сейчас, вот этот момент — это был миг блаженства. Она наслаждалась ощущением его тела, тем, как его сила окружала её, как легко он реагировал на каждое движение лошади. Когда они въехали в лес, Кристофер попросил её закрыть глаза. Расслабившись и прижавшись к его груди, Беатрис так и сделала. Прохладный лесной воздух, наполненный запахами смолы и черноземья, казался невероятно сладким.

— Куда мы едем? — спросила она, не отнимая лица от его сюртука.

— Мы почти приехали. Не смотри.

Вскоре Кристофер, натянув поводья, соскочил с лошади и помог Беатрис спуститься. Оглядевшись, она в растерянности улыбнулась. Они стояли около тайного домика в поместье лорда Уэстклиффа. Открытые окна ярко светились.

— Почему мы здесь?

— Поднимись наверх и посмотри, — сказал Кристофер и пошёл привязывать лошадь.

Приподняв юбку своего голубого платья, Беатрис начала подниматься по винтовой лестнице, которая освещалась лампами, развешенными по стенам в тех местах, где это было наиболее необходимо. Раньше, в старину, здесь крепились факелы. Добравшись до круглой комнаты на втором этаже, Беатрис переступила порог.

Комната преобразилась.

Небольшой огонь пылал в прежде тёмном камине, золотистый свет лампы заливал всё вокруг. Выщербленные деревянные полы были вычищены и застелены роскошными турецкими коврами. Гобелены с цветочным узором смягчали суровость старых каменных стен. Остатки прежнего ложа были заменены на большую кровать из каштанового дерева, с резными панелями и витыми колоннами. На кровати лежал высокий матрац, застеленный великолепным постельным бельём и одеялами, с пухлыми белыми подушками, сложенными горкой. Столик в углу, покрытый сиреневым дамастом, ломился от серебряных подносов с крышками и корзин, переполненных едой. Капельки влаги поблёскивали на стенках серебряного ведёрка, в котором охлаждалось шампанское. И здесь же, рядом с разрисованной ширмой, стоял её чемодан.