Елена Арсеньева - Гори, венчальная свеча
Сеид-Гирей был бледен и сумрачен, глаза его беспокойно шарили по лицу Гюрда.
Гюрд молчал. Но на свой тревожный вопрос султан неожиданно получил ответ от седовласого гребца, сидевшего на ближней к корме скамье:
– Сон в руку, османец! Жди русских орлов, расклюют по косточкам твое тело поганое! – Точно плевок в лицо.
Сеид-Гирей издал короткое горловое рычание и властно простер руку с камчою к седому гребцу, уверенный, что Гюрд, подобно натасканному волку, тотчас же бросится на провинившегося буткалы[103] и перервет ему глотку.
Жестокость Сеид-Гирея росла по мере того, как гасла уверенность в удаче; не проходило дня, чтобы палуба галеры не обагрилась кровью. Однако на сей раз Гюрд не тронулся с места. Он по-прежнему полулежал на помосте, опершись на локоть и сосредоточенно разглядывая затейливый желто-синий узор ковра.
– Молю тебя, господин, – проговорил он негромко, – оставь кару над этим нечестивцем до лучших времен. Скоро галера останется и вовсе без гребцов. Ты же видишь, вместо троих за каждым веслом сидят только двое. Потерпи, пока не найдем, кем их заменить.
Глаза Сеид-Гирея полыхнули злобою. Он не мог забыть, как не удалось зайти в Стамбульский порт: ему там не дали ни воды, ни гребцов, Гиреи были теперь в немилости у турок. Он бросил тоскливый взгляд на спущенные паруса и смолчал, ограничившись лишь тем, что соскочил с помоста и с оттяжкою хлестнул камчою по черной от солнца спине гребца.
От жгучей боли вздыбились клубы мышц на плечах, галерник сверкнул огненным взором из-под седых косм, но не издал ни звука, яростно занося весло для нового гребка. Сидевший рядом худой, конопатый и рыжий, как осенний лес, пленник опасливо покосился на сотоварища, сморщившись от сострадания, которое могло быть выражено только тяжким вздохом…
Сеид-Гирей весь дрожал от ненависти и бессильной злобы.
– Шукал! Надсмотрщик! – взвизгнул он. – Прибавь скорость!
По мостику вдоль галеры пробежал обнаженный по пояс черноусый красивый юноша, крутя над головами гребцов длинным бичом.
Судно пошло быстрее, легкий ветерок овеял голову Лизы. Она слегка отстранила от лица покрывало и с наслаждением вдохнула свежий солоноватый воздух, но тут же, поймав косой, недобрый взгляд Шукала, торопливо прикрыла лицо.
Сердце заколотилось, Лиза опустила глаза, чтобы не выдать волнения. С той самой ночи, когда она попалась на песню казаков-галерников, как глупый пескаришка попадается на приманку, минуло изрядно времени, Лиза смотрела по сторонам и многое увидела. Ну, например, она заметила, что бич Шукала только вьется над головами гребцов, но никогда не опускается на их плечи; а они хоть и огрызаются, хоть и пригибаются, чтобы увернуться от ударов, но без особого усердия, словно заведомо знают, что черноусый Шукал не ударит никого из них… Если, конечно, рядом не окажется Сеид-Гирей. Но и тогда удары этого балканца, принявшего в плену мусульманство, больше напоминали щелчки, нежели полновесный хлест с оттяжкою, на который большим мастером был сам султан. Чтобы играть бичом так, как это делал Шукал, нужна была немалая хитрость и отвага. Пока Сеид-Гирей ничего не замечал, да и заступил Шукал на свой пост совсем недавно, на подходе к Стамбулу, когда прежний надсмотрщик, известный своею жестокостью, вдруг ночью свалился за борт, почему-то не позвав на помощь. Разозленный Сеид-Гирей хотел назначить Гюрда надзирать за рабами, но тот наотрез отказался. Сей новый отпор, который получил султан не от пленника, а от своего человека, тем более имельдеша, заставил его быть осторожнее в прихотях.
* * *Лиза не тотчас узнала, что же явилось причиною ее столь внезапной встречи с Сеид-Гиреем, что именно приключилось после ее бегства.
Надежды Чечек на милость повелителя, конечно же, оказались тщетны. Сеид-Гирей бестрепетною рукою перерезал горло своей валиде, убедившись, что на золе оставлен именно ее след. Держа в руке обагренный кровью ятаган, он с детской радостью ожидал, когда же сбудется благое пророчество сновидения, однако дождался только внезапного вторжения в Хатырша-Сарай отряда головорезов-бекштаков, посланных Керим-Гиреем, который решил наконец расправиться со строптивым и неразумным младшим братом.
На сторону сильного немедленно перешел почти весь гарнизон дворца. Шум, который слышала Лиза в подземелье и который заставил ее искать спасения в древнем зиндане, был шумом не погони за нею, а результатом поспешного бегства Сеид-Гирея и кучки верных ему чобарджи. Гюрд и его воины попытались принять сражение, защитить своего султана, но силы были слишком неравны… Гаремницы и Мелек остались на милость победителей, их участь была никому не известна.
Сеид-Гирей знал еще один тайный выход из подземелья, ведущий к морю. Там, в лесной хижине, были наготове свежие лошади: Сеид-Гирей так же не доверял Кериму, как тот ему, и последнее время смутно ждал недоброго.
Ночь еще не истекла, а беглецы уже были в Кафе, где погрузились на галеру «Зем-зем-сувы», всегда готовую к выходу в море, и отчалили. День простояли в одной из потаенных бухточек Карадага, хоронясь от возможной погони. Ее не было, и, чуть стемнело, галера пошла вдоль южной оконечности Кырым-Адасы, намереваясь взять курс на Стамбул. И вот тут-то их окликнул из тьмы голос Рюкийе.
– Кисмет, – обреченно промолвил Гюрд, рассказывая Лизе об этих событиях, и склонил голову. – Твоя злая судьба! Нет, наша…
Иногда Лиза размышляла, почему Сеид-Гирей до сих пор оставляет ее в живых. Не только же из-за своей неуемной похоти, которая жгла его огнем. Лиза терпела ее, стиснув зубы и скрепя сердце, как неизбежное насилие. Да и чем иным было это с того самого первого раза, когда он овладел своей пленницею на каменных плитах маленького дворика, у водоема?
Сеид-Гирей никогда не слыл глупцом, ему, конечно, нельзя было отказать в проницательности: он всем существом своим чуял скрытое сопротивление и сердца, и тела своей ханым, но, словно нарочно, делал все для того, чтобы его усугубить. Более того, он словно бы задался целью настроить против себя самых близких и беззаветно преданных людей, даже Гюрда.
Прежде всего Гюрда!
Лиза, которая так и не смогла свыкнуться с беспрестанной жарою, неожиданной по осени, едва не захворала в начале плавания от нечистоты и нехватки воды: пресная шла только для питья, да и то не вволю. Ей удалось вымолить у султана разрешения на ежедневные омовения, но плавала она плохо и ни за что не решилась бы прыгнуть за борт, чтобы искупаться, а потому довольствовалось омовениями морской водой. Конечно, она и сама вытянула бы на веревке ведро-другое, чтобы смыть пот и усталь, однако Сеид-Гирей счел это ниже ее достоинства. Самому ему таким делом было заниматься зазорно; ни воины, ни надсмотрщик Шукал, ни тем паче букалы для такого дела тоже не годились, ибо ненароком могли узреть Рюкийе-ханым обнаженной, хоть для нее и разбили на носу галеры малый шатер; а потому султан доверил свою единственную наложницу тому, кто был ему ближе родного брата, – имельдешу Гюрду.
