Филиппа Грегори - Любовник королевы
Желание, снедавшее Роберта, не мешало ему с аппетитом завтракать. Окончив трапезу, он изящно вытер рот салфеткой. Слуга тут же омыл ему пальцы и досуха вытер их полотенцем.
– Благодарю за великолепный завтрак, ваше величество. К сожалению, мне пора.
– Ты уходишь так рано? – с нескрываемым удивлением спросила Елизавета.
– Как вы помните, вскоре состоится грандиозный рыцарский турнир в вашу честь. Чтобы не ударить в грязь лицом, я должен регулярно упражняться. Вряд ли вам будет приятно, если меня в первом же поединке сбросят с лошади.
– Но упражнения могли бы подождать. Я думала, ты посидишь со мною весь остаток утра.
– Как прикажете, – ответил Роберт и послушно остановился.
Елизавета нахмурилась и заявила:
– Если так, то с моей стороны было бы невежливо удерживать тебя, сэр Роберт, от свидания с твоей лошадью.
Тот взял ее руку в свою и склонил голову.
– В Молочном домике ты не торопился расстаться со мною, – тихонько сказала она.
– Там ты хотела меня так, как женщина жаждет мужчину. Но то состояние ушло, и сейчас ты держишься со мной как с одним из своих придворных, – торопливо прошептал Роберт, зная, что каждое его слово ядовитой змейкой впивается ей в душу. – Что ж, королева вольна завтракать с любым придворным. Даже в ее покоях. Если тебе хочется таких отношений со мной, я подчинюсь и им. Я же на службе у вашего величества. Всегда.
Этот разговор был похож на шахматную партию.
Елизавета наморщила лоб, словно раздумывала над ответным ходом, и сказала:
– Но я всегда буду королевой, а ты – моим придворным.
– Мне следовало бы удовлетвориться своей участью. Но… – Он склонился к ее уху и прошептал так, чтобы слышала только она: – Но мне, Елизавета, нужно гораздо больше.
От него исходил запах чистого мужского тела. Он чувствовал ее дрожащую руку. Елизавета превозмогла себя, вернулась за стол и позволила Роберту уйти. Он знал, каких сил ей это стоило. Другие женщины были готовы пожертвовать чем угодно, только бы чувствовать его прикосновение.
Дадли улыбнулся ей своею мрачноватой, понимающей сатурнианской улыбкой, низко поклонился, направился к двери и проговорил:
– Что бы ваше величество мне ни повелели, знайте: вы всегда были и останетесь королевой моего сердца.
Он еще раз поклонился, распахнул дверь и ушел.
Елизавета не находила себе места. Вместе с Робертом будто ушла самая суть ее жизни. Решив отвлечься от мрачных мыслей, она приказала подать лютню и попыталась играть, но сосредоточиться на этом не смогла. Потом ей показалось, что одна струна звучит не в тон. Королева подвернула колок, потом еще. Тонкая струна лопнула, и у Елизаветы пропало всякое желание заниматься музыкой. Она подошла к письменному столу и стала читать меморандумы Сесила, но его предостережения насчет шотландских событий сейчас казались ей набором слов. Умом Елизавета понимала, что нужно собраться и сосредоточиться на неотложных делах, а их было предостаточно. Необходимо что-то решать с чеканкой новых монет, не дожидаясь, пока английские деньги вообще перестанут принимать. Угроза, исходящая от Франции, вполне реальна. Если французы захватят Шотландию, ничто не остановит их от похода на Англию. Французский король при смерти, надежд на его выздоровление нет. Когда он умрет, вместе с ним исчезнет и безопасность Англии. Но что-то мешало Елизавете думать о государственных делах. Она приложила руку ко лбу. Тот пылал, как печка.
– У меня жар! – крикнула она. – Я заболела!
Фрейлины сейчас же засуетились вокруг нее. В королевские покои срочно позвали Кэт Эшли и Бланш Парри. Королеву уложили в постель, но внимание придворных дам только мешало и раздражало ее. Ей никого не хотелось видеть. Дотрагиваться до своего лба она запретила.
– Ставни закройте! Свет режет мне глаза! – потребовала она.
Фрейлины робко предложили послать за лекарем.
– Не надо мне никакого лекаря, – осадила их Елизавета.
Ей приготовили охлаждающее питье, а также успокоительный и снотворный отвары.
– Я вас об этом не просила! – почти закричала она, не в силах побороть раздражение. – Уходите все. Нечего на меня смотреть и толкаться за дверями. Кому надо, ждите в приемной. Чтоб в моих покоях никого не было!.. Я буду спать, и не смейте меня тревожить.
Фрейлины, будто стайка вспугнутых голубей, удалились в приемную, где сразу же принялись строить догадки и предположения насчет внезапной болезни ее величества. От спальни их отделяли две комнаты и плотно закрытые двери, но до Елизаветы все равно долетал гул возбужденных голосов. Она уткнулась пылающим лицом в подушку, обхватила руками худощавое тело и застыла.
Сэр Роберт медленно ездил взад-вперед по арене, добирался до конца и поворачивал коня в обратном направлении. Этим он занимался уже более часа. На турнире очень многое зависело от умения и желания лошади двигаться по прямой линии, даже если ей навстречу мчится другая, неся на себе рыцаря в доспехах, с копьем наперевес. Нередко расстояние между животными было не шире пальца. Лошадь сэра Роберта не имела права дрогнуть или шарахнуться в сторону. Одно дело, когда всадник держится в седле прямо и сжимает поводья обеими руками. Но на турнире они у него будут в левой руке, а в правой – копье. В любую секунду он может нагнуться влево или вправо, однако лошадь должна двигаться по безупречной прямой. Даже если удар противника почти выбьет его из седла и он ослабит поводья, задача лошади остается прежней – двигаться только по прямой.
Доехав до конца арены, Роберт развернулся и перевел лошадь на шаг. В следующий раз он заставил ее покрыть это расстояние галопом. Дадли чередовал ритм, не давая коню передышки. Животное устало, его шея потемнела от пота, но упражнения еще не кончились. Роберт знал предел возможностей этой лошади и потому снова погнал по прямой линии.
Он находился в дальнем конце, когда со стороны въезда на арену вдруг послышались рукоплескания. Роберт обернулся. Там стояла женщина, похожая на служанку, в домашнем чепце и шали, наброшенной на плечи. Из-под чепца выбивался завиток рыжих волос. Бледное лицо еще сильнее подчеркивало блеск темных глаз.
– Елизавета, – пробормотал он, ощущая привычное торжество.
Роберт неторопливо подъехал туда, где она стояла, и спрыгнул с седла.
Он ждал.
Королева кусала губы. Она опустила голову, потом снова подняла. Взгляд Елизаветы метался. Она смотрела то на его белую льняную рубашку с темными пятнами пота, то на облегающие панталоны для верховой езды и до блеска начищенные сапоги, раздувала ноздри, втягивая в себя его запах. Когда ее величество вновь взглянула на него, ее глаза сузились до щелочек. Голова Елизаветы красиво темнела на фоне яркого утреннего неба.
