Симона Вилар - Светорада Янтарная
– Ты предаешь нас латинянам, базилевс! – кричали они Льву. – Ты изменяешь нашей вере!
Император молчал, но его лицо становилось все более замкнутым и упрямым. Сидевший подле него самбазилевс довольно улыбался, но на него сейчас не обращали внимания. Как и не вспоминали, что кесарь тоже выступает против канонов Церкви, требуя развода с женщиной, с которой был обвенчан. То, что супружеские отношения Александра и Софьи давно прекратились, никого не волновало. К тому же, по мнению церковников, подобное воздержание отнюдь не было поводом для развода. А вот то, что их император в четвертый раз хочет жениться, возмущало.
Эти настроения сказывались и на жителях столицы. Не было дворца, монастыря или захудалой корчмы, где бы не спорили на эту же тему. Однажды, когда Зоя Карбонопсина отправилась на службу в церковь, люди просто начали оскорблять ее, в нее кидали камни, и охране пришлось потеснить толпу. Но самое страшное, что такое противостояние императора и Церкви привело к тому, что в Константинополе уже открыто ходили процессии, требовавшие убрать развратного императора, заменив его героем Андроником Дукой. И сколько бы люди императора ни выискивали зачинщиков подобных демонстраций, те были неуловимы.
А потом произошло событие, которое отвлекло всех от Собора духовенства. В Константинополь неожиданно вернулся сын мятежного Андроника – Константин Дука. Оставив своего отца, он тайно прибыл в столицу, кинулся в ноги патриарху и просил быть его защитником перед императором. Константин уверял, что не одобряет мятеж отца против наивысочайшего и августейшего и желает выказать Льву Мудрому свою преданность.
Светорада в числе многих придворных присутствовала на приеме, который Лев дал Константину. Она вспоминала, как был оживлен Александр, узнав о прибытии Константина.
– Мы с ним одногодки, мы росли вместе и всегда дружили, – говорил кесарь. – Странно только, что он обратился за помощью к Николаю, а не ко мне, – добавил он немного обиженно.
– Просто Константин Дука понимает, что Николай сейчас влиятелен как никогда, – заметила Светорада. – К тому же он не сомневался, что патриарх примет его с распростертыми объятиями.
– И что же дало ему такую уверенность? – удивлялся Александр.
Княжна не ответила. Для нее сейчас главное – добиться официального статуса кесарины, а не выказывать себя врагом патриарха. Даже если она знает о связи Николая Мистика с мятежными Дуками и никогда не забывает об этом. В противном случае Николай не позволит ей стать женой Александра, ибо через Феофилакта Заутца наверняка знает, что она была куплена Ипатием на рынке рабов. Пока Светорада ему не мешает, он будет молчать об этом. А еще она понимала, что после того как сына мятежного Андроника приняли при дворе, Софья Дука вновь может рассчитывать на милость: из заложницы сестра обласканного за преданность Константина вновь превратилась в одну из знатных особ.
Об этом думала Светорада, присутствуя на церемонии и наблюдая, как Константин распростерся ниц у трона автократора, как клянется ему в преданности и любви, как уверяет, что готов отказаться от родного отца.
– Встаньте, подданный наш, – сделал милостивый жест Лев. – Мы рады приветствовать вас в Священном Дворце. Но есть вопрос: что побудило вас, презрев родственные узы, оставить родителя?
Вроде простой вопрос, но в нем чувствовался подтекст: преданность преданностью, но Андроник имел такое влияние и силу, что Константину вряд ли было выгодно оставлять его сейчас, когда чаша весов еще не склонилась ни на чью сторону. К тому же его отец Андроник пользовался поддержкой в Византии.
Константин медлил. Стоял, потупив голову, теребил полу своей воинской накидки. Он был среднего роста, коренастый, с небольшими, глубоко посаженными темными глазами и волнистыми, но жидковатыми волосами каштанового цвета. В нем чувствовалась сила.
– Государь, я не смог оставаться с отцом, когда узнал, что мусульмане требуют от него поменять веру. Мое христианское мироощущение, мое воспитание, моя вера – все восставало против этого.
Даже Светораде стало ясно, что вряд ли это возможно: прими Андроник мусульманство – и он никогда уже не смог бы рассчитывать на то, чтобы получить трон в христианской Византии. Многие придворные тоже негромко заговорили об этом, а стоявший за императорским троном евнух– советник Самона даже иронично хмыкнул. Но Лев оставался сидеть с непроницаемым лицом. Неприязнь Самоны к роду Дук была общеизвестна. Тем не менее, когда тот напомнил, что существует предсказание, будто после Льва трон достанется человеку с именем Константин, многие стали взволнованно переговариваться.
Такое предсказание действительно существовало, но и сам Лев, и его царедворцы считали, что оно является подтверждением, что рано или поздно власть в Палатии перейдет к маленькому Константину Порфирородному. И вот появляется сын прославленного военачальника, сильный и популярный вельможа, а положение Македонской династии, известной скандалами и мятежами, сейчас как никогда шатко. Однако за Константина Дуку поспешил вступиться патриарх Николай, сказав, что у православной церкви мало столь верных сыновей, как Константин Дука, и что он лично исповедовал сына мятежного Андроника, а потому не видит причин не доверять ему. А тут еще и Александр, опустившись перед императором на одно колено, тоже стал просить за Константина. Кесарь говорил, что хорошо знает его, всегда ему доверял и не сомневается, что Константин выступит против родного отца, сохранив верность божественным правителям, и ослабит своим уходом Андроника.
И Лев протянул Константину руку:
– Подойдите, подданный наш. Пусть сейчас принесут образа, и вы перед ликом Отца Небесного и Его Пречистой Матери поклянетесь, что останетесь верными Македонскому роду.
Константин торжественно выполнил все, что от него требовалось. И Лев продолжил:
– Мы принимаем тебя. Но если ты изменишь, да пронесут твою голову отделенной от тела через дворцовые ворота Халки.[113]
После аудиенции в честь Константина Дуки был дан роскошный пир, а Светорада, видя, как радуется за друга Александр, поняла, что не дождется его сегодня. Она вернулась в свои покои в Дафне, отпустила большинство слуг, а сама села за чтение. Княжна теперь все чаще заставляла себя читать, чтобы лучше изучить язык ромеев и запомнить фразы и цитаты, которыми было принято щеголять в разговорах при дворе.
В тот вечер она взялась за «Жизнеописания» Плутарха.[114] И неожиданно зачиталась. Сидела на кровати, скрестив по– степняцки ноги, поверх рубахи на ней был темного шелка распашной халат, расчесанные на ночь волосы пышными волнами ниспадали до самого пояса. Рядом с постелью в высоком шандале горели белые свечи, и при их ровном сиянии русская княжна читала о жизни великого завоевателя Александра Македонского – неожиданного тезки ее кесаря. Но сравнивать их было нельзя: ее Александр из Македонской династии все еще оставался беспечным мальчишкой, а тот древний царь… Вот уж воистину был витязь!..
