Виктория Холт - В тени граната
Только через одиннадцать дней после мятежа он въехал в город и занял свое место на возвышении в зале Вестминстерского дворца. С ним приехали три королевы — Катарина, Мария, бывшая королева Франции, которая оказалась счастливее в роли герцогини Саффолк, и Маргарита, королева Шотландии.
— Приведите ко мне арестованных,— вскричал Генрих, грозно нахмурив брови,— чтобы я мог увидеть тех, кто бунтует против меня.
Когда ввели арестованных, в толпе послышались причитания. Перед Генрихом стояли четыреста мужчин и одиннадцать женщин, грязные от пребывания в тюрьме, отчаявшиеся, ибо им было известно, что случилось с их предводителями, и они ждали, что их постигнет тот же жребий. У них уже были веревки на шее. В окружавшей толпе были семьи этих мужчин и женщин.
Король пришел в ярость. Они посмели поднять руку на его купцов, они спалили дома его горожан, они заслужили самую худшую смерть, которую только можно придумать.
Весь город был занят войсками, вокруг него стояла стража, и он хотел показать этим людям всю мощь Тюдоров.
К нему приблизился Уолси. Он сказал:
— Ваше Величество, умоляю пощадить этих людей.
Маленькие глаза Генриха засверкали. Он ненавидел их, этих мужчин и женщин с безумными глазами. Они посмели порицать его правление. И все же... они и были народ. Король должен всегда радовать свой народ.
Он поймал взгляд Уолси; кардинал предупреждал его: «Ваше Величество, лучше будет простить этих людей. Милостивый жест... здесь в сердце вашей столицы. Могущественный, но милостивый король».
Да, он знал. Здесь опять было что-то от маскарада. Он должен сыграть свою роль, как всегда это делал.
Он сердито посмотрел на Уолси и сказал:
— Этих пленников следует взять отсюда и повесить на виселицах, приготовленных для них в городе.
Катарина смотрела на лица женщин, пробившихся в зал. Это были матери, а некоторые из мальчиков, стоящих здесь на пороге смерти с петлей на шее, были их детьми.
Она не могла этого вынести. Сорвав с головы свой убор так, что ее волосы рассыпались по плечам, как и подобало просителю, она бросилась к ногам короля.
— Ваше Величество, умоляю вас, пощадите этих пленников. Они молоды. Дайте им подрасти и служить Вашему Величеству.
Генрих, широко расставив ноги и поигрывая огромной жемчужиной, свисавшей с его ожерелья, посмотрел на нее с нарочитой нежностью и сказал:
— Ты женщина, Кейт, и отзывчивая. Ты ничего не понимаешь в таких делах...
Катарина повернулась к Марии и Маргарите и те, видя умоляющее выражение в ее глазах и тронутые зрелищем этих несчастных пленников и их горюющих семей, тоже распустили свои волосы и опустились рядом с Катариной на колени у ног короля.
Генрих разглядывал их и глаза у него стали пронзительно синими.
Три королевы у его ног! Какое зрелище для его народа!
Он сделал вид, что раздумывает.
К Генриху также воззвал и Уолси — великий кардинал, который проезжал по улицам в такой пышной процессии, что не уступал и королю.
Его призыв был предупреждением, но предупреждение было излишним. Генрих и так собирался сделать великодушный жест.
— Я не могу устоять, когда меня так просят,— заявил он.— И я хорошо знаю, что эти глупые мужчины и женщины сейчас сожалеют о своем безрассудстве. Они останутся в живых и станут моими добрыми подданными.
Раздались радостные крики. Арестованные сбрасывали с шеи веревки и подкидывали их высоко вверх.
Генрих стоял, наблюдая за ними — сыновья, бросившиеся в объятия своих матерей, жены, обнимающие мужей, — и на лице у его расплылась самодовольная улыбка.
А у наблюдавшей эту картину Катарины по щекам лились слезы.
ТОРЖЕСТВО КОРОЛЯ
Маленькая Мария росла примерным ребенком. Ей теперь было два года, и она жила отдельно в Диттон-Парк в Бэкингемшире. Разлука с дочерью была для Катарины невыносимой и поэтому она проводила много времени в ее детской и ухитрялась как можно чаще бывать в Виндзорском замке, с тем, чтобы ребенка можно было перевезти к ней туда на пароме.
Катарина была намерена заниматься ее образованием так, как это делала со своими детьми Изабелла. Она собиралась взять свою мать за образец; Мария должна научиться доверять своей матери, как любила и доверяла своей матери она, Катарина.
Мария уже подавала большие надежды. У нее был живой ум, она умела говорить и знала, как принимать важных персон. Представлять их ей доставляло постоянную радость, и она очаровывала их так же, как и своих родителей.
Почти так же, как Катарина, был к ней привязан и Генрих. Ему нравилось брать ребенка на руки или усаживать к себе на колени и играть с ней. Лишь время от времени брови у него хмурились, и тогда Катарина знала, что он думает: «Почему этот ребенок не мальчик?»
У Марии рано проявились способности к музыке, и как ни мала она была, Катарина научила ее играть на спинете. Королева садилась, держа маленькую девочку на коленях, а на стол ставили продолговатый ящик с клавиатурой, из которой извлекали звуки детские пальчики.
Она делала поразительные успехи, и Генриху так же, как и Катарине, нравилось как можно чаще демонстрировать ее талант.
Какие это были счастливые дни; и в довершение всего Катарина обнаружила, что опять беременна.
— Раз теперь у нас есть здоровая девочка, у нас должен появиться и мальчик,— сказал Генрих.
И хотя тон у него был шутливый, в нем слышалась и неясная угроза. Он был полон решимости, чтобы у него был мальчик... от кого-нибудь.
* * *Наступила осень. Целыми днями король охотился, а к вечеру возвращался к банкетам и маскарадам.
Катарина проводила дни, безмятежно занимаясь домашними делами. Их было так много. Ей нравилось сидеть за шитьем с фрейлинами, с огромным удовольствием она вышивала постельное белье Генриха и одежду для маленькой Марии. Она отошла от политики и от этого чувствовала себя счастливее.
Она очень надеялась, что родит еще одного здорового ребенка. Мария доставила ей радость по многим причинам. Она была не только очаровательна сама по себе, но и явилась своего рода обещанием будущих детей, символом, который подсказывал: что могло случиться однажды, может произойти еще раз.
Эта беременность, не считая первой, протекала на редкость удачно. На этот раз у нее было почти благодушное настроение.
— Но пусть это будет мальчик,— молилась она.— О, Пресвятая Матерь, заступись за меня и дай мне мальчика.
Она сидела за столом на помосте. Охотники вернулись из лесу голодными, и оттуда, где сидел Генрих в центре стола, слышались шутки и смех.
