Людмила Сурская - Оборотень или Спасение в любви.
— Ты сама это придумала, — заявил он. — Я же предупреждал, что будет не легко. Я не знаю, что делать с тобой. Мне невыносима сама мысль, но раз ты так хочешь, давай, я куплю тебе любовника…
Лучше бы он этого ей не говорил!
— Серж, что ты говоришь… Как гадко. Я хочу быть только с тобой, и мы можем быть счастливы вместе. Прекрати упрямство. — Она, воспользовавшись его промедлением, прижалась вновь к его сильному телу, осыпав поцелуями.
— Я всё вам, сударыня сказал!.. — отрезал он, рассматривая свои ногти и делая вид, что он всецело поглощён именно этим занятием. — В чём дело?
— Осмелюсь сказать…То есть вы были так любезны, что сказали… Как вы добры… — совершенно запутавшись жалобно усмехнулась она. — Вы так добры!
Если б знал этот ребёнок, как он изнемогает от любви к ней. Но не может, не может он себе позволить того, что хочет получить от него она. Собрав все силы, он еле выбрался из того огня. Оттолкнув её, Серж ушёл, изо всех сил хлопнув дверью. Её состояние бурной радости вмиг сменило отчаяние.
Глава 30
Ох эти страдания от непонимания и обид… Много слёз она пролила из-за его упрямства и той несчастной глупости, которая сделала невозможным их счастье. Таня понимала его простую правду. Она всё время знала, что нельзя им жить как все. Она смирилась с этим и не одного разу не пожалела о браке с ним. Не подумала о том, что с кем-то другим она могла быть счастливее. Он был для неё всем и она согласна была терпеть, но после той встречи в церкви… Всё изменилось. Нет, жаловаться не на что. К тому же он относится к ней с нежностью, привязанностью. Она в ответ платила ему тем же, проявляла понимание, но она не знала того, что сказала странная нищенка в церкви. Сейчас просто исчезла причина уклоняться им обоим от исполнения супружеского долга и быть несчастными и его упорство не оправдано и не объяснимо. Она досадуя плавала в догадках. А что если он тяготится их браком, который ему приносит только хлопоты, а не истинное счастье. Голову, наполняя и бурля, взрывали всевозможные мысли. «Почти всегда в каждой своей неприятности и дури бывает человек виноват сам, хотя вытащить такое признание из людей непросто», — горюя, думала Таня. Проплакав до утра, она, воспользовавшись его отсутствием, занялась предоставляющейся возможностью сделать необходимые приготовления. Она решила уехать. Пока в своё имение. Княжна со всхлипами собрала кое — какие вещи и вызвала Митрича. Тот явился по первому зову и видя её возбуждение, тихо спросил:- «Чем я могу вам быть полезным, княжна?» Не объясняясь, попросила Митрича голосом, который не мог быть более несчастным и жалобным, отвезти её в поместье. Митрич, решив, что что-то молодые не поделили, ни о чём не спрашивал. Поссорятся, помирятся. Эка беда. Ведь их отношения были такими замечательными. Побудет несколько дней на свежем воздухе. Это поможет забыть обиду. Она спросила его сколько ему понадобиться, чтоб приготовить экипаж. Ей хотелось как можно быстрее, пока не появился барон, уехать. Митрич заверил, что время не будит слишком долгим. Когда день едва благословился, съехали со двора, отправляясь в дорогу. Она с тоской оглянулась: «Прочь от сил, которые так сговорились против её счастья». По дороге пыталась смотреть в окно, но попался худой и длинный, как жердь мужик, стегающий с особым остервенением норовистую лошадь, та никак не хотела везти телегу со скарбом, и желание пропало даже на это. Таня задёрнула шторку и принялась страдать. Лето было в разгаре, цвела, купая проезжающих по ней в медовом аромате, липовая аллея. Дворня радостно встретила Митрича и забегала, суетясь по приезду хозяйки, спешно устраивая её в доме. Митрич ни о чём не спрашивал, хотя, видя её красные от слёз и бессонницы глаза, начал переживать. Она проплакала всю дорогу, а то по его понятиям уже не может быть мелкой ссорой. Не было покоя и за барона. Во-первых, тот остался без его помощи. Во-вторых, он боялся, как бы Серж чего не натворил сгоряча. Получается, оба стали дороги и за обоих болела душа сейчас у Митрича. Но с разговором не лез, ждал, когда княжна сама захочет поговорить. А она, упав на кровать, уснула почти мёртвым сном.
Румяным яблочком отпылал по-летнему жаркий закат. На макушки деревьев садилось уставшее солнце, а она так и не отняла от подушки головы. Нянька княжны, оставшаяся жить после её возвращение в город здесь, несколько раз подходила, прислушиваясь к дыханию и поднимая веко, шептала, осеняя себя крестом: «Кажись жива!» В себя пришла только на следующий день, тогда же и вышла в сад к незнающему куда себя деть от беспокойства садовнику. Тихо подсела к Митричу на лавочку и, уткнувшись в плечо, заплакала. Митрич, принявший было решение не вмешиваться, не выдержал:
— Княжна, я, конечно, не знаю, что там меж вами произошло, но не след надрывать так сердечко. Всё уляжется. Мало ль из-за чего люди ссорятся. Мирятся же потом и обоим с того сладко. Глупо отказываться от таких чувств, как ваши с бароном.
С благонамеренною целью, не обращая внимания на разницу в сословии, садовник пытался утешить княжну. Он, конечно, не знал ответы на все её вопросы, но вот то, что эти двое любят друг друга и нужны, понимал.
Княжна всхлипывая, тяжело вздохнула.
— Ничего уже не образуется. Он не любит меня. Просто наслаждался своим благородным поступком. Ведь объяснить, почему он на мне женился, кроме как жалостью не возможно. Ну, а сейчас я стала в тягость.
Он немедленно ответил:
— Вот удивили, так удивили. Да барон в вас души не чает. С чего вы взяли такое суждение, ваше сиятельство?
Пи этих словах она резко повернулась к нему. На её лице было написано сомнение. Таня понимала желание доброго Митрича помирить их, но согласиться с его заблуждением не могла.
— Я знаю. Ах, Митрич, несчастнее меня нет человека. Я столько надеялась, ждала, была уверена в том, что, когда-то придёт время и он полюбит меня… Но нет! Ему вовсе не нужны моя искренность и невинные чувства. Я ему совершенно не нужна, ещё и мешаю. Теперь вот он вновь свободен. Мне надо, чтоб не мешаться под его ногами, поскорее забыть его.
А Митрич, испытывая беспокойство, гнул своё:
— Княжна, что на вас нашло. Вашу невинность он считает очаровательной. И потом…, как же он справится без вас, без меня…
Таня сорвалась со скамейке и забегала вокруг растерянного Митрича.
— О, Боже!.. Не знаю, ты, если хочешь, можешь вернуться. Я тебе препятствий чинить не стану. Да, да… тебе необходимо вернуться к нему. А мне нужно сделать кое-какие приготовления для отъезда. Я отправляюсь в путешествие.
— Господи, горе то какое, и что за чёрная кошка меж вами пробежала… Вы ж оба мне дороги. Как мне разорваться.
