Сьюзен Уэлдон - Южные ночи
Слезы затмили ее взор, и Леа ослабила внимание к пациенту. Внезапно она поняла, что, втирая мазь, забралась гораздо выше, чем это было необходимо. Звучный вдох Тревора моментально подтвердил ее ошибку. Он поймал тонкое запястье.
— Черт побери, посмотри только, что ты наделала.
Заподозрив самое худшее, Леа попыталась вырваться, но, еще сильнее распалившись, Тревор железной хваткой стиснул ее руку и положил ее прямо поверх своего вновь возбужденного мужского достоинства Леа ахнула. Тогда, вечером, на веранде, Джесс проделал то же самое, и она была потрясена его бесстыдным поступком, но при этом осталась совершенно равнодушной. А сейчас!.. О, это было совсем иначе!
— Господи, Леа, это так… так чудесно, когда ты ко мне прикасаешься!
Уже погасшее было пламя вспыхнуло с новой силой, бесконтрольно распространяясь по всему телу, которое снова потребовало награды…
Он был шелковистым и твердым — мягкая кожа поверх стального стержня. И горячим, таким безумно горячим. Леа стряхнула руку Тревора со своей, скользя ладонью вверх и вниз, то в одну, то в другую сторону вокруг желанного предмета, и необузданные стенания любимого поощряли ее.
Внезапно ее манипуляции были прерваны: прежде чем она угадала его намерения, Тревор усадил ее верхом на себя.
— Но что ты собираешься…
Вопрос повис в воздухе. Незаметное, стремительное движение — и он у цели. Небо вспыхнуло над Леа в тот самый миг, когда Тревор быстро и точно вошел в нее. У нее перехватило дух от неожиданности и силы ощущения: никогда она не думала, что такое вообще возможно. Не зная, что ей делать дальше, она затрепетала, переполненная его беспокойной плотью.
— Люби меня, моя сладострастная сирена, — прошептал он, обнимая ладонями ее бедра и задавая ритм движений. — Заверши мои сны и мои муки.
* * *Леа резко поднялась и уселась в своей постели. Она была вся влажной от пота. Это воспоминание настолько живо… Проклятие! По его милости ей не удастся заснуть! Видения и образы и этот жар в глубинах тела никогда ее не покинут. Краснея до корней волос, девушка снова прокрутила в голове последние минуты их близости. Она словно скакала на лошади, ничего и никого не смущаясь, целиком предаваясь отчаянной страсти.
Глава 17
Дождь хлестал по окнам.
Тревор, несколько мгновений не предпринимавший никаких попыток встать, прислушивался к шуму ливня. Приподнявшись на локте, он застонал: в голове словно бежало целое стадо бизонов. С видимым усилием он спустил одну ногу с края постели. Все тело будто бы налилось свинцовой тяжестью — справедливая плата за излишества, — и он поклялся, что не выпьет более ни капли проклятого бурбона.
Сглотнув ощущение тошноты, он обернул смятую простыню вокруг талии, потом доплелся до умывального столика и поплескал себе в лицо. Казалось, что болят даже волосы на голове! Резкий стук в дверь отозвался где-то в области затылка; Тревор прижал ладони к ушам и проворчал:
— Войдите.
Переступив порог комнаты, Хипи, державшая в руках свежие простыни, тихонько хмыкнула. Следом за нею появился мальчик с серебряным подносом. Кофе источал восхитительный аромат, а еда выглядела самым аппетитным образом, но у Тревора при мысли о беконе и жареной картошке сжался желудок.
— Доброе утро, Маста майор, — весело приветствовала его Хипи и положила стопку белья на кровать. — Надеюсь, вы чувствуете лучше, чем смотритесь.
Тревор не задумываясь кивнул и сморщился от нового приступа боли. Хипи заметила разбитый стакан возле комода, цокнув языком, прошла вглубь комнаты и принялась один за другим подбирать осколки и складывать их на раскрытую ладонь. Звяканье стекляшек вернуло Тревора в прошедшую ночь. Мальчик поставил поднос на ночной столик, улыбнулся и удалился прочь. Думая, что Хипи последует его примеру, Тревор вернулся в постель. Когда он поднял кофейник над чашкой, рука его дрожала.
Лишь неспешно закончив прибирать комнату, Хипи обратилась к Прескотту:
— Если вам будет надо что-то, вы только позвоните.
— Благодарю, — приподнимая с подноса кофейник и свою наполненную чашку, Тревор добавил: — Забери, пожалуйста, еду.
Хипи сочувственно глянула на майора и повиновалась. Осторожно, стараясь не двигать головой и держать ее вертикально, Тревор поставил кофейник па столик. Потом сделал глоток, обжег язык и верхнее небо, но воспринял этот пустяк как некое предзнаменование грядущих неприятностей.
А между тем ливень превращался в настоящую бурю. Сегодня на плантациях делать нечего. Радуясь, что не придется вдобавок ко всем бедам печься на солнце, Тревор опять добрался до умывальника и стал долго и сосредоточенно умываться, нарочно оттягивая момент бритья — у него сегодня очень сильно дрожали руки. Ведь в таком состоянии, чего доброго, можно и горло себе перерезать!
И только хорошенько ополоснувшись холодной водой, Прескотт наконец приступил к самому опасному. Он нарочно не всматривался в зеркало, чтобы не видеть в нем свои осунувшиеся черты, а задрав подбородок, немедленно приблизил лезвие к коже. Но едва он начал соскребать щетину, как вдруг перед его взором отчетливо возникло видение. Как раз к этому месту, где находилась бритва, прикасаются губы Леа, теплые и искусительные губы. Кровь моментально вскипела в венах. Он неосторожно вздрогнул, и острое лезвие впилось в кожу. Бормоча проклятия, Тревор схватил край простыни и приложил к порезу.
Бесполезно отрицать, что все случилось в реальной жизни. Он действительно наяву пережил эти ощущения, но тогда готов был счесть их лишь следствием неумеренного потребления спиртного. И все же это был не сон. Правда, на простыне скорее всего остались следы его собственной крови, но зато неопровержимое доказательство предоставляло Тревору его тело. Он уселся в кресло у камина и опустил плечи. Так и есть. В эту ночь он соблазнил племянницу Эдварда Стэнтона. Но которую из двух?!
Предстояло разобраться в хаосе лиц, крутящихся в его сознании. Тревор говорил себе, что это не могла быть Рэйчел. Приходила Леа. Это ее он хотел, это она владела всеми его помыслами и постоянно искушала его. Однако если даже все время повторять ее имя, то другая девушка все равно в Леа не превратится. Он же помнил, как к нему вошла Рэйчел! Закрыв лицо ладонями, Тревор снова ощутил прикосновение бритвенного острия — на сей раз к щеке. Металл был холоден и тверд — такой резкий контраст с мягкими и горячими губами Леа!
Образ ее встал в памяти, захлестнув Тревора волной отчаяния. Ему необходимо было время, чтобы хорошенько поразмыслить, и он дал волю роящимся в голове мыслям.
