Жюльетта Бенцони - Марианна в огненном венке. Книга 2
— Именно так! Завтра на заре Мурье заедет за вами в карете… ибо я смог еще достать для вас такое чудо! Вы не пойдете пешком! Вы должны быть благодарны!
— Благодарной? Кто вам позволил давать мне приказы?
Гнев начал охватывать ее. По какому праву этот малый, который, собственно, был для нее ничем, позволяет себе этот тон хозяина? Он помог ей во время пожара, но разве она не расплатилась, ухаживая за ним?
Стараясь сохранять спокойствие, она сказала, отчетливо выговаривая слова:
— Смешно подумать, что я стану исполнять ваши указы, друг мой! Позвольте мне сдержать свое слово: я не поеду.
— А я сказал, что вы поедете, потому что этого хочу я. Возможно, теперь вы предпочитаете встретиться с Наполеоном. После всего ваша прошлая любовная связь с ним может дать вам надежду смягчить его гнев, но я тут ни при чем и не собираюсь усугублять свое положение. Если в момент, когда я вынужден буду признать мое полнейшее фиаско с этими проклятыми резервными запасами, он еще узнает, что это я прятал, помогал и спасал вас, мое положение станет безнадежным! Тюрьма… может быть, расстрел…
— Не говорите глупости! Откуда он сразу обо всем узнает? Мы больше не живем вместе, и я не думаю, чтобы император искал квартиру в еврейском доме. Обоз уйдет, и никто больше не знает о вашей помощи мне.
Мурье один раскрыл, что я Женщина…
— А эти из интендантства, для которых ваш маскарад был слишком наивным? Эти люди, приютившие вас?
— Правильно! Однако… может быть, это вас удивит, но, по-моему, их бояться нечего, наоборот. Ничто не помешает мне остаться спрятанной в этом доме до тех пор, когда я смогу наконец спокойно уехать.
Бейль яростно передернул плечами.
— Вы будете скрываться здесь в течение месяцев?
Вы определенно сошли с ума! В наше время нет ничего менее надежного, чем дом еврея. Допустим, что русские снова возьмут Смоленск! Эти люди, которые вам так нравятся, вышвырнут вас при малейшей опасности, и я готов поспорить, что вы и теперь не останетесь у них долго, если они узнают, в каких отношениях вы с Наполеоном! Если вас обнаружат у них, им не поздоровится!
Но довольно об этом! Завтра на рассвете вы уедете, ибо я сегодня вечером получу от губернатора ордер на ваш арест и высылку. Причин будет достаточно. И дом перероют от подвала до крыши, если вас не будет на месте. Теперь вы поняли?
Какое-то время они стояли друг против друга, напыженные, как боевые петухи. Марианна смертельно побледнела, а Бейль стал красный от гнева, но оба сжимали кулаки. Молодая женщина дрожала от возмущения, обнаружив, что могут сделать эгоизм и страх из человека, обладавшего не только светлым, но даже значительным интеллектом. За время их совместного житья она поняла, что у этого маленького дофинца данные большого писателя. Только его вынудили оставить изнеженную жизнь, чтобы ввергнуть в адское пекло войны. Он изведал усталость, голод, грязь, страх. И теперь к этому добавилась боязнь немилости, ибо в наивной гордости он приписал себе всю ответственность за недостаток продовольствия… конечно, причина уважительная, чтобы выйти из себя. Однако Марианна решила не поддаваться панике.
— Вы сильно изменились! — ограничилась она замечанием, внезапно успокоившись, как море перед бурей.
Ее спокойствие отрезвляюще подействовало на Бейля. Постепенно вернулся естественный цвет лица, он опустил голову, раскрыл и тут же закрыл рот, сделал беспомощный жест рукой, затем пожал плечами и повернулся кругом.
— Завтра я приду попрощаться перед вашим отъездом, — сказал он только и исчез.
Замерев посреди комнаты, Марианна прислушалась, как гаснет в глубине дома эхо их возбужденных голосов, затем медленно повернулась к Барбе. Сложив руки на животе, та стояла возле печки. Взгляды женщин встретились, и если в глазах Марианны уже блеснули слезы, глаза польки выражали только спокойное удовлетворение.
— Ну что ж! — вздохнула молодая женщина. — Я думаю, что у нас нет выбора, Барба! Нам надо уступить и остаться в обозе. Мы постараемся защитить себя…
— Нет! — сказала Барба.
— Как… нет? Вы хотите сказать; что мы не будем защищаться?
— Нет… потому что мы не поедем с ними!
И прежде чем удивленная Марианна смогла потребовать объяснений, она подошла к двери и открыла ее.
— Идите, госпожа, — сказала она. — Нам нельзя терять времени! Наш хозяин уже должен ждать нас в салоне.
— В салоне?
— Да-да, — Барба чуть улыбнулась. — В этом доме есть салон. Надо только знать, что он есть.
Действительно, дом Соломона Левина, хотя он был самый большой и красивый на длинной улочке гетто Смоленска, представлял собой узкое строение с двумя комнатами на каждом этаже. На первом — почерневшая от времени лавка и склад с выходом на кухню, на втором — хлебный амбар, мансарда, где разместились женщины, и комнаты хозяев, тогда как салон был выдвинут над лавкой. Это была темная комната, обтянутая выцветшей зеленой тканью, но безукоризненной чистоты. Главной мебелью являлся покрытый ковром стол с большой книгой в черном переплете и медным канделябром. Несколько деревянных стульев редкой чередой стояли у стен.
Когда Рахиль ввела туда Марианну и Барбу, канделябр горел, а старый Соломон в черной шелковой ермолке, с полосатой шалью на плечах и очками на носу читал в большой книге — это был Талмуд, — с полным набожности вниманием. При появлении женщин он закрыл книгу и стал поглаживать переплет бледной, костлявой, но удивительно красивой рукой. Затем, привстав для поклона, он указал на стулья, снял очки и некоторое время молча смотрел на Марианну.
Она подумала, что у него вид усталого пророка. Длинная борода казалась какой-то дряблой, как и кожа, а из-под ермолки спадали беспорядочные лохмы волос, когда-то, может быть, завивавшихся в локоны. Но в темном взгляде еще читалась сила и воля.
— Женщина, — сказал он наконец, — та, что тебя сопровождает, сказала мне, что ты здесь против желания и в опасности и очень хочешь вернуться домой, только не с солдатами. Это правда?
— Да, это правда.
— Может, я смогу тебе помочь, но мне необходимо знать, кто ты. В это ужасное время лица бывают двойными или фальшивыми, а души тем более, и за невинным взглядом скрывается подлое сердце. Если ты хочешь, чтобы я тебе поверил, ты должна прежде всего довериться мне… и, женщина, ты вошла сюда в костюме мужчины.
— Какое значение может иметь для вас мое имя? — тихо сказала Марианна. — Мы принадлежим к таким далеким друг от друга мирам. Мое имя вам ничего не скажет… и вы не сможете узнать, солгала я или нет.
— Скажи все-таки! Почему ты отвечаешь сомнением на дружеское предложение? Эта книга, — добавил он, слегка похлопывая по переплету, — говорит: «Гусь ходит, согнув шею, но от его глаз ничто не ускользает».
